Жизнь с двух сторон

— У меня нет никаких проблем! Это у тебя они есть! Почему же, если тебе так надо, ты кого–то другого не пригласила. Вот взяла бы и пригласила, да разложила бы ее, как тебе надо! Хоть со сдвинутыми, как ты мне обещаешь ногами, хоть с раздвинутыми! Что же ты мне не отвечаешь?

— Думаю.

— Ну, подумай, Муха, тебе полезно. А почему тебя все так называют?

— Не знаю, может из–за техники такой.

— Не поняла, что это за такая техника. Техника — это что?

— Не что, а как? Вот смотри, Юрик работает сильно и мощно, а я рядом с ним потихонечку, мелкими сколами, словно муха лапками своими.

— Вот — вот, ты и решила меня своими лапками потихонечку.… И как ты там говоришь, мелкими сколами…

— Слушай, не болтай глупости! Мне нет до твоего тела никакого дела, я мастер не по живому, а скульптурному телу. А Юрик…

— Что ты мне все Юрик да Юрик?

— Глупая ты и ничего не знаешь!

— Ну, конечно, ты у нас умная, потому что муха и летаешь везде, да садишься на все, что плохо….

— Слушай, я же тебя не оскорбляла, ты чего это на меня ….

— Девочки, что это вы? Такие красивые и фактурные…

— Слушайте, что вы все фактурные да фактурные. Что это значит? Я, по–вашему, фактурная, а она, значит, нет? Фактурная, это что же: мануфактурная, фабричная. Как с кондитерки нашей что ли? Я не шоколадка никакая. Это они там все шоколадки и кому хочешь….

— Ого! Ты что это… — Прерывает меня Юрий.

Наступает нехорошая пауза. Мы молчим, а потом Юра тихим и как бы виноватым голосом начал…

— Ты знаешь, Наталья, был у меня один заказ. Сложный такой, но дико интересный. Надо было надгробие детское украсить фигурой девочки, и я просто извелся весь в поисках модели. И вот, случайно, на улице, встретил девочку беспризорницу. У нее такие глаза были и такая она выразительная и лицо такое страдальческое. Ну, вот думаю, повезло. Вот это, думаю, фактура! Я ее к себе. Отогрел, отмылась она в горячей воде. Накормил ее, уложил ее спать в чистую постельку. И с такими светлыми мыслями стал как заводной ваять, что называется, по памяти, и от впечатлений такого дела благородного. Только глину на каркас наложил, а она вышла, стоит босая, маленькая такая, в моей рубашке домашней до пяточек ее розовых и …

— Ну и… Что же Вы молчите? А дальше? — Прерываю его молчание.

— А то! — Встревает Муха. — Девочка хоть и маленькая, а уже неисправимая минетчица! Вот что!

— Что? Кто?

— Ну, ты что, дура и не понимаешь? Что она вышла и говорит Юрику. Мол, чего ты не идешь ко мне и не трахаешь? Она же привыкла, что все с ней так!

— И что? — Стараясь не волноваться и не сгореть со стыда.

— А то, что заказ тот, мы прос…! Вот что! Пришлось нам задаток возвращать!

— Ну, а девочка?

— Да какая она девочка? Сучка оказалась! Нас тут же ментам сдала, за какое–то ей место для попрошаек. Потом нас месяц в прокуратуру таскали, и мы же еще и оправдывались, что девочку ту для позирования хотели, а не по ее прямому предназначению. Кстати, она хоть и маленькая, а у нее куча совсем не детских болезней венерических оказалась. На том и защита была построена в суде. И нас отпустили с миром. После того мы все анализы сдали, ну и потом, никаких маленьких девочек ни с улицы, ни с….

— Хочешь сказать и со школы тоже? И даже с такими, у кого уже паспорт имеется…

Она на меня смотрит стыдливо и каким–то умоляющим взглядом…

— Ну и в чем же теперь проблема? — Говорю слегка волнуясь.

— Понимаешь… — Начинает снова Муха. — Мы наконец–то получили заказ из–за границы и работаем как сумасшедшие, а у Юрика все никак не ложиться и ему самому не нравиться.

— Да, не нравиться! — Сказал и вышел от нас из–за загородки бытовой комнаты, как мне показалось, расстроенный.

— Ну и… — Все не унимаюсь я.

— Ты понимаешь? У Юрика никак не получается выстроить образ. И это притом, что только что его работа в столице приз второй степени получила, и его снова признали после долгого перерыва. О нем в каталогах появились сведения и заказы пошли. Все вроде бы хорошо, но нет чего–то. Вот и ищем с ним фактуру, какую нам надо. А ты не видела еще? Нет? Пойдем, я тебе покажу. Работа, ты знаешь, обалденная!

Тихо выходим в мастерскую, горит свет, а Юрика не видно, вышел куда–то.

— Вот, смотри! — Открыла под шторой рисунок, набросок.

— Вот видишь, в общих чертах есть, а фактуры нет! Нет модели главной фигуры в скульптурной группе. Всех нашли и эту и ту, а вот самую красивую…

Потому я, как тебя на вечере увидела, так сразу же решила о тебе Юрику.

— Ну, а он? — Спрашиваю, страшно волнуясь, почему–то. — Я ему как, понравилась?

— Не то слово! Я его таким никогда не видела. Только таким сразу после окончания академии. Он тогда выигрывал все конкурсы, все призовые места, и его уже тогда пророчили в мастера. Нет, Юрочка мой, настоящий художник и мастер.

— Художник? Ты же говорила, что скульптор?

— Ну, в смысле, что он великий мастер! Не гений, но человек одаренный! И если бы не развод…

— Постой, какой развод, с тобой?

— Ну что ты? Я для него не женщина, я подмастерье, муха! Он меня никак иначе не воспринимает. Я для него лицо не фактурное.

— Почему же? А, по–моему, очень даже фактурное!