Жизнь с моей сестрой Мадонной

Я отправил каталоги в квартиру Мадонны и подчеркнул описание этих картин. Мадонна дала добро на покупку. Обычно для «мелких» покупок я пользовался своими деньгами по поручению компании, а когда картины доставляли Мадонне, она возмещала мои расходы.

На этот раз я колебался, потому что совсем недавно с одобрения сестры купил для нее две антикварные французские лампы, оплатил их из своих средств, но, когда их ей доставили, она заявила, что лампы ей совсем не нравятся. Мадонна сообщила, что я должен вернуть их в магазин и немедленно потребовать деньги обратно. После долгих переговоров магазин согласился забрать лампы и вернул деньги, но нервов это мне стоило немало.

Несмотря на мои колебания Мадонна сказала, что хочет купить пейзажи, и велела мне участвовать в аукционе. Я дал запрошенную цену и получил картины. Потратив почти все свои сбережения, я их оплатил.

Со счетом в руках я привез картины в квартиру Мадонны и показал ей их.

— Они мне не нужны, — сказала она.

Я подумал, что она шутит.

Ты шутишь надо мной, Мадонна? Я их больше не хочу и не буду за них платить.

Она отлично знала, что на «Сотбис» возвращенные картины в течение года вновь выставляют на аукцион. Если их удается продать, то продавец получает половину суммы. По каким-то личным соображениям Мадонна притворилась, что не знает этого.

— Я не могу вернуть их, Мадонна. На «Сотбис» не принимают проданный товар. Они не вернут мне деньги. Если им удастся продать их на аукционе, я получу только половину суммы — а я не могу позволить себе потерять столько денег. Ты должна возместить мне расходы.

— Мне нет до этого дела. Я их не хочу.

Я почувствовал, что сейчас упаду.

Но, Мадонна, я потратил на них собственные деньги. Я не зарабатываю столько, сколько ты. Мне никогда столько не получить. Я не могу лишиться шестидесяти пяти тысяч долларов. Это все, что у меня есть.

Меня это не касается.

Но ты не можешь так со мной поступить...

Продай их кому-нибудь еще. Если они того стоят, ты сможешь их продать. Мне нет дела до того, что ты сделаешь. Картины мне не нужны. А сейчас у меня встреча.

Она поднялась и вышла из комнаты, оставив меня стоять со счетом на 65 тысяч долларов в руках, тремя картинами и чувством, словно она со всего маху дала мне под дых.

Я опустился в глубокое фиолетовое кресло, которое так любовно выбирал для ее гостиной. Я был шокирован и изумлен тем, как моя сестра со мной поступила. Я думал, что все это значит и что будет дальше.

Я понимал, что сейчас Мадонна, наверное, твердит себе, что, поскольку я ее брат, то должен спокойно терпеть ее отношение. Кроме того, я не только ее брат, но и работаю на нее,

хотя мы не заключали письменного соглашения. Я никогда и подумать не мог, что она проявит по отношению ко мне такое безразличие и неуважение.

Я был ее братом и честным человеком, поэтому, сколь бы знаменита она ни была и сколько бы денег мне ни предлагали, я никогда не давал никаких интервью и не рассказывал о ней никому. Я защищал ее, лгал ради нее, увольнял людей по ее поручению, хранил ей верность, давал советы, поддерживал, извинялся за нее и любил ее.

Но тот день стал решающим. Я впервые ощутил на себе всю силу темной стороны натуры моей сестры. Ей не было никакого дела до тех, кого ей следовало бы любить.

Отец всегда учил нас верности и чести. Но с годами чувство верности и справедливости — то есть способности верно оценивать, кто на ее стороне, а кто нет, кому можно доверять, а кому нет — изменило моей сестре. Низкопоклонство, аплодисменты и слава затмили Мадонне глаза.

Мы с Дарлен полгода продавали эти три пейзажа. Полгода я не мог оплачивать квартиру, занимал деньги у друзей, боролся за выживание. Сестра отлично знала о моем бедственном положении, но ничего не сделала. Когда я наконец смог продать картины и вернул свои деньги, мое отношение к Мадонне резко изменилось.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Старшие сестры — это сорняки на газоне жизни.

Чарльз М. Шульц

Я не мог объяснить несправедливое отношение к себе. Но когда в ноябре 1995 года она сказала мне, что глубоко несчастлива с Карлосом, я подумал, что, возможно, жестокостью ко мне она пыталась компенсировать собственное несчастье.

Мадонне казалось, что Карлос относится к ней неправильно. Она сказала, что больше не намерена терпеть неуважения к себе. Она не коврик у двери. Ей казалось, что Карлос ведет себя, как капризный ребенок. Ей было больно, она страдала. Я знал, что ее мучает обида — никогда раньше она так сильно не любила. Однако несмотря на всю любовь она сменила замки в нью-йоркской квартире, где жила вместе с Карлосом, упаковала его вещи и отправила их ему.

Я понимал, что к Карлосу, который в счастливые времена ласково называл ее «цыпленочком», она относится не просто как к племенному жеребцу, случайно угодившему в Папочкино Кресло. Она действительно была влюблена в него и пыталась сохранить отношения. Были ли ее слова попыткой извиниться передо мной за случай с картинами? Возможно. Я всегда искал оправдания сестре. И на этот раз я простил ее, но ничего не забыл.