Жизнь с Раманой Махарши

Мне потребовалось лишь несколько минут, чтобы перенести в хижину свой нехитрый скарб. По-прежнему нужно было решать проблему с едой – у меня не было ни денег, ни каких-либо перспектив на их получение, – но мой ум отказывался обращать внимание на эту проблему. В своем эйфорическом состоянии я просто понадеялся, что Бхагаван позаботится обо всем. И снова моя вера оказалась вознаграждена. Спустя несколько часов появился слуга майора Чадвика с кухонной плитой, несколькими кастрюлями и достаточным количеством съестного, чтобы приготовить для меня обед. Он объяснил свое присутствие тем, что Чадвик велел ему отправиться ко мне и приготовить для меня обед. Я не был чрезмерно удивлен тому, что Чадвик решил помочь мне. Мы были с ним друзьями на протяжении нескольких лет. Удивили меня, однако, обстоятельства, связанные с этим предложением. Ранее в то утро Чадвик сидел возле Бхагавана в старом холле, пытаясь медитировать. Это не увенчалось особым успехом, ибо каждый раз, когда он закрывал глаза, в его уме возникал образ моего лица. После нескольких безуспешных попыток отделаться от него он прекратил медитативные усилия и покинул холл. По дороге к своему жилищу – обо всем этом он рассказал мне в тот же день позднее – он с беспокойством думал о своей неспособности медитировать. Он пришел к выводу, что иметь близких друзей среди других преданных не идет на пользу, поскольку такие взаимоотношения тревожат ум.

Когда он подошел к хижине, его слуга сказал ему: «Аннамалай Свами сегодня утром покинул ашрам и ушел жить в Палакотту».

Чадвик был удивлен не менее других, услышав эту новость, однако его удивление вскоре уступило место чувству облегчения. Он понял, что мои навязчивые образы, которые виделись ему за несколько минут до этого, не были, как он решил сначала, нежелательной помехой в медитации. Наоборот, они были призывом Бхагавана оказать мне какую-либо помощь.

Он позвал слугу и дал ему указания: «Аннамалай Свами – хороший преданный, прослуживший Бхагавану много лет. Некоторым образом я чувствую себя обязанным позаботиться о нем. Отнеси ему в хижину еды и приготовь поесть. Сейчас десять утра. Когда колокол ашрама зазвонит на обед в 11:30, я хочу, чтобы Аннамалай Свами сел и хорошенько поел. Я не хочу, чтобы он испытывал какие-либо неудобства только потому, что ушел из ашрама».

Чадвик и сам пришел позднее, чтобы посмотреть, как идут мои дела. «На протяжении нескольких лет я наблюдал, как ты выполняешь строительные замыслы Бхагавана, – сказал он. – Теперь, когда ашрам более не поддерживает тебя, я буду заботиться обо всех твоих нуждах. Я прослежу за тем, чтобы тебе не пришлось скитаться в поисках еды».

Чтобы подкрепить свои слова, он немедленно снабдил меня печью, кухонной утварью и едой на много дней вперед. В последовавшие за этим недели он проделывал ревизию моих съестных припасов всякий раз, когда навещал меня. Он никогда не спрашивал, нужно ли мне что-нибудь, но всегда проверял это сам. Если он считал, что у меня заканчивается определенный вид съестных припасов, то велел слуге купить новые припасы и отнести их мне.

Это было очень удобно, потому как Бхагаван сам наказал мне вскоре после того, как я перебрался в Палакотту: «Ни у кого ничего не проси. Ты должен жить тем, что Бог решит послать тебе, если только это саттвическая пища. Держись в стороне от тех вещей, которые происходят вокруг тебя. Оставайся в своей хижине как можно дольше и не трать время на посещение других людей».

Бхагаван как-то рассказал мне странную историю о группе преданных-домовладельцев, живших в стародавние времена. Эти люди жили со своими семьями в городе, однако практически не соприкасались с ними. Каждое утро они готовили и ели, шли в ближайший лес и проводили большую часть дня отдыхая под деревьями. На закате они возвращались в свои дома в городе. От заката до рассвета они пели бхаджаны (духовные песнопения) и выполняли прочие духовные практики. Поскольку у них было достаточно денег, чтобы жить, не работая, они могли повторять этот цикл ежедневно. Эти домовладельцы никогда не общались с мирянами. Вместо этого они жили в полном отрешении, проводя все свое время в мыслях о Боге и молитвах.

Бхагаван никогда не поощрял крайние формы поведения, но когда он рассказывал мне об этих людях, было очевидно, что он одобряет их стиль жизни. Думаю, что он пытался дать мне понять, что общество мирян – препятствие к садхане. Когда в 1938 году я перебрался в Палакотту, то попытался следовать его совету, живя в отрешении и уединении.

Я оставался в хижине Мунагалы около двух месяцев. Когда он вернулся из Бомбея, в нескольких ярдах от нее я нашел другую пустовавшую хижину, которую незадолго до того покинул Тамбирам, сын Мудальяр Патти. Он был очень рад отдать мне это жилье, поскольку я немного помогал ему во время его строительства. «Все вещи, которые могут потребоваться садху,  – внутри, – сказал он. – Возьми ключ и пользуйся хижиной, пока меня нет».