Я получил Ваше письмо, но, к сожалению, с большим опозданием, так как Вы отправили его по адресу, по которому я уже давно не живу. В довершение ко всему, извещение почему-то принесли не по новому адресу, а на работу – в Институт языка, литературы и истории Коми научного центра РАН, где я работаю по совместительству и бываю редко (основная моя работа – в лицее при университете, я учитель истории).
Я сделаю всё возможное, чтобы выполнить Вашу просьбу, тем более что хорошо Вас знаю заочно – по Вашей книге, которая произвела на меня неизгладимое впечатление. Сам я это время не застал: родился за полгода до смерти Сталина, но много прочёл об этом страшном времени, работая в «Мемориале», встречался и говорил со многими бывшими политическими заключёнными. И могу сказать, что более потрясающей книги я не знаю.
Спасибо Вам огромное за то, что Вы нашли силы и
Я послал все необходимые запросы: в Волгоград, где должно быть следственное дело, в наши лагерные архивы, в Главный информационный центр МВД РФ в Москву, в архив ЗАГС. Материалы в Сыктывкаре проверю сам. Надеюсь, что удастся найти необходимые сведения. Всё это потребует времени. Буду извещать, а документы отсылать в Польшу.
Анна Яковлевна Григорова
18.09.1995, Россия, Чувашская Республика, Чебоксары
Даже не знаю, с чего начать, Господи, наверно, здравствуй, прежде всего. Дорогая моя, красивая, умная, необыкновенная, спасибо за то, что ты есть! Пишу с перерывами, сразу не могу. Тамарочка, пишу, называю тебя на «ты», так лучше, знаю, поймёшь, знаю, не обидишься. Книгу твою прочитала два раза. Первый раз читала галопом, потому что Тонечка Бургулова сказала: «Даю ненадолго». Много желающих, всё понятно. А вот когда ты мне её подарила, читала с перерывами, сразу не могла, настолько правдиво, глубоко. Бросала, опять начинала, возвращалась. Хотелось кричать: «Нет, нет, такого не было! Нет, нет, такого быть не должно!»
Спасибо за записочку, которую Тоня мне передала. Всё перечитываю и смотрю на твою фотографию – вот как будто живая сидишь передо мной. Вспоминаю, как жили вместе в гостинице в Донбассе на гастролях. Не прощу себе, что мало в то время уделяла тебе внимания, тоже все мысли были дома с сыном. Ты-то уж это поймёшь, как никто. Ни на минуту не выходил из головы, оставленный один, ещё маленький, в начальных классах, – не хочу вспоминать. Иногда думаю, как хорошо, что всё проходит, и хорошее, и плохое. Но из жизни всё это не выкинешь.
Да, как мы с тобой капусту покупали. Как ты рожицу строила. Однажды мы с тобой стояли в очереди за чем-то, не помню. Ты пошла вперёд, а я осталась стоять. Ну, на тебя засматривались, ты это сама знаешь. И вот женщина вызверилась на тебя, а ты ей рожицу молниеносно состроила. Она стала оглядываться: кто как на это реагирует? Одна я только отвернулась, смеясь. В общем, всякую ерунду пишу, как умею, моя дорогуша…
Ну вот пока и всё, моя дорогая. А вообще-то, ты как-то запала мне в душу с тех давних пор, не часто такое бывает.
Как-нибудь ещё напишу. Книгу буду читать третий раз. Над чем сейчас работаешь? Такие, как ты, не должны молчать.
До свиданья.
Люблю и помню.
Будет желание, напиши. Буду рада.
Анна
07.08.1996, США
Дорогая, уважаемая Тамара Владиславовна!
Пишет Вам Анна из Соединенных Штатов Америки (волею судьбы мне пришлось остаться здесь, я живу здесь уже три года).
Счастливый случай свёл меня на Аляске с Вашей знакомой из Молдовы – Ольгой Тиховской. В разговоре с ней я упомянула, что перечитываю в который раз «Архипелаг» Солженицына, на это она сказала, что у неё есть для меня подарок – книга её друга Тамары, она что-то рассказывала о героях Вашей книги, тогда я не вникла в подробности… Первый раз я читала взахлёб, с боязнью глядя, как стремительно увеличиваются прочитанные страницы (ужасно не хотелось расставаться с Вами и Вашими друзьями), мороз подирал по коже от прочитанного. Я не берусь сравнивать Вашу книгу с «Архипелагом», это совершенно другое…
…Мой отец… тоже отбыл свои 10 лет, после возвращения из Китая, но у нас в семье как-то об этом никогда не говорили, только когда собиралось какое-нибудь застолье, я помню, как отец, подвыпив, начинал беззвучно плакать, говоря: «Десять лет – ни за что!» А мама иногда говорила беззлобно (!): «Русские над русскими издевались». Причём всё это говорилось с какой-то покорностью, безропотностью, а мы, дети, сами не спрашивали.