Жизнь – сапожок непарный. Книга вторая. На фоне звёзд и страха

Книга ошеломила меня. Насколько я могу судить, это великая книга, и до чего же важно, чтобы её прочло как можно больше людей на земле! Подумать только, что, крайне ограниченная в общении (очень слаба), я вообще могла не прочитать её, если бы не Кирина любезность. Спасибо, спасибо, спасибо.

Трудно согласиться с автором послесловия (в целом очень достойного), что книга не оттесняет других талантливых лагерных воспоминаний. Оттесняет. Так мне кажется.

Знаете, Тамара, получился парадокс. То, что я из-за своего состояния читала книгу медленно, почти каждый кусок – по два раза, сдерживая бешеный интерес к людям и событиям, помогло мне полнее увидеть её необыкновенные литературные достоинства и понять, насколько точна, безукоризненно верна реакция каждого человека на каждое сказанное ему слово, на каждое случившееся с ним событие. Это о форме. Как я болела душой за Вас и других необыкновенных людей, как восторгалась их умом, достоинством, мужеством, писать не могу, неловко как-то. Скажу то, что мне кажется главным.

«…Бог и чёрт, мораль и ответственность перестали быть конечной инстанцией. За тем и другим возникало своё антипространство. Одно переходило в другое. Понятия замутнялись, становились чащобой» – это Ваши слова… А у Вас хватило мужества создать Пространство II. Какая великая сила духа! Сколько знакомых (и заочно, и близко) и дорогих людей на её страницах!..

Поздравляю Вас от всей души с выходом «Непарного сапожка» (название какое точное!) и… наверное, только приблизительно понимаю, какого нечеловеческого труда всё это стоило. Изо всех сил желаю Вам добра, а книге – великого множества читателей (т. е. повторных изданий).

Спасибо, да нет, в «спасибо» это всё не вместится.

Ваша…

P. S. Нет ли какой-нибудь возможности опубликовать отдельно всё собранное Вами об Александре Осиповиче Гавронском? Я немало о нём слышала, но больше всего узнала из Вашей книги. Боюсь, что вопрос наивный в силу всех с этим связанных трудностей, материальных, полиграфических и иных. Но Человек! Вот Человек, Боже!

Будьте здоровы, пусть Вам будет везение и радость во всём.

Александра Александровна Пурцеладзе

29 марта 2000, Санкт-Петербург

Тамаре Владиславовне Петкевич

Ах, какое долгое житьё,

Милый друг, за нашими плечами!
Пёстрое лоскутное шитьё —
Лоскутами годы, лоскутами…

Вот он – ранней юности лоскут —

Розовый, в просветах – голубое…
Как наивны были мы с тобою!
(Это нынче глупостью зовут!)

Чёрный лоскут в клетку – ох, беда!

В чёрных клетках – вереница буден…
Жаль, что тот, кто вшил его сюда,
Для суда земного неподсуден!

Жизни нашей странная стезя —

Шиты дни не нитками, а кровью.
На иные мы глядим с любовью,
А иные б вырвать, да нельзя!

А лоскут сегодняшнего дня —

Выцветший, как старая рубашка,
Штопаный, как сердце у меня, —
А, однако, держится, бедняжка!

Соберёмся с силами, дружок

(Право, их у нас не так уж мало!),
И вошьём покрепче лоскуток,
Чистый, словно воздуха глоток,
Ясный, точно неба лепесток,
В нашей пёстрой жизни одеяло!

Олеся Рудягина

22.01.1995, Молдавия, Кишинёв

…Милая моя, дорогая! Знаете ли Вы, что Вы счастливый человек?! Какие люди были Вашими друзьями, помогали выстоять! Какая любовь озарила Вашу жизнь! То, чего так не хватало мне всегда, чего так страшно и упорно ждала я, – было у Вас. Любовь! Жертвенная, честная, не уронившая себя ни фальшью, ни подлостью, ни корыстью. Благословенная минута Вашей встречи с Коленькой! Вечная ему память… И его Любви. Когда не существует преград – ни расстояний, ни заборов, ни крыш, ни запретов… Ни смерти!