Жизнь счастливая, жизнь несчастная

Немного погодя в нашу дверь раздался стук. На пороге стояла мать обиженного мальчишки. В её глазах была ярость, а лицо кривилось от гневных фраз.

– Бесстыжая! – кричала она. – Моего сына нельзя бить!

Я тихо всхлипывала, опустив голову. Моя мама стояла рядом и молчала. Она практически растворилась в тёмном углу прихожей. Вероятно, ей было стыдно за то, что у неё растёт такая дерзкая дочь.

Мама рассказала о произошедшем своим родителям, когда мы пришли к ним в гости. Я чувствовала себя неловко всякий раз, когда она начинала обсуждать меня в моём присутствии.

– Ну и молодец, – сказала баба Валя. – Так и надо гадёнышу. А материться значит, ему можно?

Я была по-прежнему смущена, но слова бабы меня успокоили. Помню, какое глубокое впечатление произвела на меня фраза той женщины, когда она сказала, что её сына нельзя бить. В ужасе за содеянное я подумала: «Наверное, мальчик чем-то болен, раз его нельзя бить».

С самого детства со мной происходили подчас обидные несправедливые ситуации. Порой я пыталась помочь, а в итоге оставалась виноватой. Когда я училась в первом классе, однажды на перемене увидела Наташу, которая сидела за партой и плакала. Она была из неблагополучной семьи, носила обноски, и сама она была такая маленькая, с тоненькими ручками и ножками. И вот теперь Наташа казалась ещё меньше, так она вся съёжилась, сжалась в комок. Мне стало жаль девочку и я подошла к ней с намерением её успокоить. Я легонько потрепала её за ухом, как это обычно делала мне двоюродная сестра, таким образом выражая свою нежность. Но, увы, мой жест произвёл прямо противоположный эффект. Она ещё сильнее заплакала, не отрывая ладоней от лица. В это время к нам подошёл одноклассник и спросил, кто обидел Наташу.

– Алёна, – всхлипывая, ответила она.

Я стояла рядом с партой и молчала. Вероятно, Наташа неправильно истолковала мою попытку проявить заботу, но возможно и то, что она отыгралась на мне. Вот и получается, что череда обид пронизывает общество, люди по цепочке обижают друг друга и к сожалению тот, кто на самом деле хотел помочь, порой сам терпит несправедливость.

Глава 3

В девятом классе в моей жизни произошла череда событий, по цепочке цепляющихся друг за другом, которые заставили меня, как и мою одноклассницу Наташу, сжаться в комок и съёжиться. Эти события навсегда изменили моё восприятие мира, пробудили во мне страх и недоверие к людям.

Было обычное утро. Я сидела за партой и слушала монолог учительницы. Анна Игоревна, пятидесятилетняя женщина с короткими прилизанными волосами и алой помадой на губах, рассказывала о пытках. Одноклассники вели себя тихо и по классу разносился лишь шорох от тетрадных листов и голос учителя. Внезапно у меня начала кружиться голова, я почувствовала отвращение и тошноту. Я подняла руку и вышла из класса.

Я спустилась по ступеням этажом ниже, туда, где находился кабинет школьной медсестры.

– Что случилось? – спросила она, усаживая меня на стул.

Меня охватил испуг. Я сидела, согнувшись, и дышала ртом, чтобы унять тошноту.

– Учительница истории говорила про пытки… – ответила я.

В кабинет зашли старшеклассники. Один долговязый парень, увидев меня, посмеялся и передразнил то, как я сижу с приоткрытым ртом. Мне стало обидно от такого отношения к себе, когда тебе плохо, а над тобой ещё и насмехаются. В тот момент я ощутила себя жалкой и ничтожной.

Урок подходил к концу, а я всё ещё сидела в медпункте. Медсестра, светловолосая женщина с добрыми мягкими чертами лица, производила осмотр старшеклассников. С её короткими кудряшками и светлой кожей она походила на ангелочка, а её голубые глаза сияли искренностью. Вскоре прозвенел звонок на перемену, и медсестра отпустила меня домой. К тому моменту я чувствовала себя лучше. Зайдя в класс биологии, я обнаружила, что моя сумка уже стоит там. В неё были наспех сложены учебник и школьные принадлежности, поэтому мне не пришлось возвращаться в кабинет истории.

Ко мне подошла одноклассница и спросила, что случилось. Я рассказала ей о том, что мне стало дурно от жуткой истории учительницы о том, как в стародавние времена мучили людей.

– Может быть, там были какие-то твои далёкие предки, – предположила она.

– Может быть…

Я действительно полагала, что моё плохое самочувствие связано с рассказом учительницы, и в то утро Анна Игоревна перевоплотилась в зловещую фигуру.

На следующий день я пришла на урок истории в хорошем настроении. Всё вокруг было обычным – тетрадь с учебником лежали на столе, в ручке были чернила, где-то вне поля моего зрения сновали одноклассники. Ничего дурного, казалось, не произойдёт. Прозвенел звонок и Анна Игоревна появилась рядом с учительским столом.

– Скажите, кого-нибудь в классе не устраивает то, о чём я рассказываю вам на уроках? – спросила она, обращаясь ко всем присутствующим.

Все отрицательно замотали головами. «Нет, Анна Игоревна, что вы…»

Я сидела за партой, не подозревая, к чему ведёт этот вопрос.

– В вашем классе есть один человек, которому не нравится то, о чём я говорю, – продолжила она.