Жизнь счастливая, жизнь несчастная

Когда я проснулась сквозь щелки жалюзи пробивался белый свет. Дети и муж ещё спали. Я почувствовала, что хочу есть. Тихо встала с постели, оделась и вышла из номера в коридор, чтобы набрать в стакан горячей воды. Я заварила овсяные хлопья быстрого приготовления и стала ждать, пока они набухнут. Когда дети проснулись, я заварила кашу и им. После завтрака Даня с Соней отправились обследовать коридор. Оказалось, что в соседних номерах тоже ехали с детьми. Сын быстро подружился с мальчиком его возраста. Ребятишки весело играли и смеялись, время от времени наблюдая, как за окном мелькают вагоны с различными грузами.

Муж проснулся позднее всех нас. На вид он не выглядел счастливым. У меня сложилось такое впечатление, что ему всё надоело и было в целом не важно – едет он в поезде или же сидит дома перед телевизором. Мне было обидно, что муж не разделяет нашей радости и лёгкости. Его настрой озадачил меня, ведь он так рвался уехать из села… И вот мы всей семьёй сидим в купе, слушаем стук колёс, иногда пошатываемся от неровного хода поезда… а у мужа на лице уставшая недовольная мина. Если он был счастлив, то где-то очень глубоко в душе.

Поезд мчал нас вперёд двое суток. Время, проведённое в дороге, прошло на удивление быстро, пролетело под стук колёс и оставило позади счастливые мгновения небольшого семейного путешествия. Нам с детьми хотелось ещё немного побыть в нашем номере, наблюдая за зимними пейзажами, населёнными пунктами, мимо которых мы держали путь, за незнакомыми людьми, тёмные силуэты которых виднелись из окна, когда поезд делал остановки. Нет, я не желала с этим расставаться. Но поезд прибыл на станцию и на этом путешествие закончилось.

Глава 22

В девятом классе мне запретили посещать секцию вольной борьбы, а вскоре после этого я начала странно себя вести. Навязчивые мысли не давали покоя, тревога пульсировала в висках. Я выполняла одни и те же движения с целью избавиться от беспокойства, которое ходило за мной по пятам. Я не знала, что со мной происходит и воспринимала всё происходящее как данность.

Прошло много лет, прежде чем я нашла в интернете статью, в которой прочитала, что странное поведение, а также навязчивые мысли, преследовавшие меня в школе, называются обсессивно-компульсивным расстройством. Я-то думала, что у меня какая-то загадочная болезнь, доселе неизвестная науке, а оказалось, что этот недуг давно выявлен и я не единственный человек, страдающий им.

Расстройство иногда сходило на нет, но потом снова возвращалось. Не знаю отчего я уставала больше – от непрерывной череды беспокойных мыслей или от повторяющихся действий. В дни обострения я не жила. Подчиняясь мыслям, я выполняла ритуалы и становилась тряпичной куклой, которую дёргала за ниточки тревога.

Я прикасалась к различным предметам, а затем незамедлительно мыла руки. Каждый раз тщательно и каждый раз с мылом. Мне казалось, что микробы кишат на поверхностях дверных ручек, столов, на трубах и стенах – везде. Одни вещи казались мне грязными, а другие – особенно грязными. Иногда я не могла вспомнить, мыла я руки или нет, поскольку эта манипуляция была доведена до автоматизма. Когда у меня появлялись сомнения, я снова спешила к раковине, и сомнения смывались в канализацию.

В книге «Терапия настроения» психотерапевт Дэвид Бернс пишет: «Что движет этими чересчур щепетильными людьми, страдающими от гиперконтроля? Они безумны? Обычно нет. Страх – вот что движет ими в преувеличенном стремлении к совершенству. В тот момент, когда они пытаются перестать делать то, что делают, их охватывает сильнейшее беспокойство, которое вскоре перерастает в полнейший ужас. Он заставляет их возвращаться к навязчивому ритуалу в жалкой попытке почувствовать облегчение. Заставлять их отказаться от перфекционистской навязчивости – всё равно что пытаться убедить человека разжать пальцы, которыми он цепляется за край скалы».

Во время учёбы в колледже обсессивно-компульсивное расстройство приняло новый оборот. Теперь в моей голове крутились навязчивые вопросы. Пытаясь избавиться от них, я спрашивала одно и тоже по многу-многу раз. В один день меня мучил вопрос, умер ли один актёр или ещё здравствует. Я подходила к мужу, который в то время ещё не являлся моим супругом, и спрашивала. Он отвечал, но вопрос продолжал меня мучить, с каждой минутой я чувствовала нарастающую тревогу. Тогда я снова задавала мужу этот же вопрос. Так могло продолжаться весь вечер и даже целый день. Я не могла уснуть, мучаясь тревогой и отчаянием. Мне казалось, что мозг вводит меня в заблуждение, что муж сказал мне одно, а я поняла его иначе. Пытаясь вспомнить, что на самом деле он ответил, я запутывала себя окончательно, и от этого становилось ещё хуже.

Порой в голову лезли вопросы непристойного характера. Я то и дело попадала в ловушку, веря в то, что тревога уйдёт сразу после того, как я задам вопрос. Так, однажды я спрашивала у мамы, не изменяла ли она отцу. Я чувствовала себя ужасно, но не могла ничего с собой поделать.

– Ты изменяла когда-нибудь отцу? – спрашивала я.