Жизнь счастливая, жизнь несчастная

Мои визиты к доктору становились всё реже. В один солнечный весенний день я снова появилась в кабинете Виктора. За окном ласково шелестел ветерок, земля согревалась после долгих холодов. Я была в приподнятом настроении и, наклонив голову набок, смотрела на него.

– У вас сегодня игривое настроение, – сказал он, улыбаясь.

Но вскоре приподнятые радостные чувства сменились слабостью и головокружением. Я закрыла глаза и, обмягшая, упала на спинку стула.

– Голова кружится, – еле слышно сказала я.

– Кушетки в кабинете нет, – ответил Виктор. – Прилечь вам негде…

Он начал перечислять все обстоятельства, по которым не мог мне помочь. Голова всё ещё кружилась, но я встала, сняла куртку, висевшую на спинке стула и, огорчённая, злая, но полная решимости направилась к двери. Я чувствовала взгляд Виктора, который скользил по моей спине.

Я закрыла дверь, прошла по коридору и свернула к гинекологу. Сегодня мне предстояла неприятная процедура. Следом за мной появилась медсестра, которая привела из отделения бабушку. Громоздкая, с обвисшей кожей старушенция уселась на сидение недалеко от меня и пожаловалась сопровождавшей её медсестре на плохое самочувствие.

– Давление, – сказала медсестра. – Сейчас я принесу тонометр.

Она быстро ушла и так же быстро вернулась, неся в руке прибор для измерения давления. Медсестра надела манжету на объёмную руку пациентки и внимательно посмотрела на показания прибора.

– Да, давление, – сказала она.

Медсестра провела свою подопечную больную вне очереди. Я наблюдала за этой ситуацией и думала, что она могла не суетиться и не бегать за тонометром, ведь её задача заключалась в том, чтобы отвести пациентку к врачу и привести обратно в палату. Она могла найти тысячи причин, чтобы не ходить за тонометром, не мерить ей давление, а просто дожидаться своей очереди. Но она сделала всё, что было в её силах для совершенно постороннего человека. А Виктор даже не сдвинулся с места, чтобы хоть как-то облегчить моё состояние. Он показал себя равнодушным и даже жестоким человеком, которого не заботят чужие страдания, и это сильно оттолкнуло меня от него.

После этого случая я стала избегать Виктора. В моей голове возникла страшная, пугающая мысль, что я снова окажусь с ним в одном кабинете, в одном месте и он снова мне не поможет.

Я появилась в кабинете психиатра спустя три года. Виктор снова смотрел на меня своими ясными серыми глазами. Я снова чувствовала исходящее от него обаяние, но была холодна. Для меня он был только врачом, к которому я пришла с жалобами на душевную и физическую усталость. Он выписал мне рецепт на антидепрессанты и сказал прийти через месяц. Для меня была в тягость мысль, что придётся регулярно ходить к нему. Отныне я чувствовала себя неуютно в присутствии Виктора. Я спросила, нельзя ли приходить пореже, на что он ответил, что ему надо наблюдать своих пациентов каждый месяц, а иначе они забывают к нему дорогу.

В течение этих трех лет мои чувства то угасали, то возрождались вновь. Порой я ловила себя на том, что хочу увидеть Виктора – как он идёт по коридору поликлиники, делая размашистые твёрдые шаги, как он смотрит в мою сторону и учтиво кивает головой. А порой я пыталась убедить себя в том, что ничего не было, но сердце ёкало в груди, когда я вспоминала мои визиты к нему.

Когда у меня появилась семья, я поняла, как непросто было Виктору. С одной стороны была его жена и дети, с другой – чувства симпатии и даже влюблённость в девушку, которой он также был небезразличен. Я была поглощена влюблённостью и это не давало мне проникнуть в переживания Виктора. Он выстоял перед искушением отдаться порыву чувств и остался со своей семьёй, и это наилучший вариант из всех возможных. Я уверена, что Виктору будет лучше со своей женой, чем со мной. Наши чувства скоро бы закончились, и жизнь постепенно превратилась в то, что называется рутиной. Наверняка, почти все семейные люди проходят через это. Туман романтики рассеивается и выпадает роса обязанностей, бытовых ситуаций, скучных будней и бесконечной тоски. Так пускай же всё остаётся как есть, не превращаясь в нечто большее, чем симпатия и в то же время не уходя в быт и банальность.

Глава 31

Когда мне было семь лет, со мной произошло нечто необъяснимое. Однажды я проснулась посреди ночи, открыла глаза и увидела перед собой высокую фигуру. Она была покрыта полуночным сумраком, я не видела очертаний её лица. На тёмном силуэте было длинное платье до пола, а руки распростёрты в разные стороны, как у статуи Христа-Искупителя в Рио-де-Жанейро. Мне стало жутко, я зажмурилась да так и уснула, не открывая глаз и стараясь не шевелиться.

После этой ночи я рассказала маме, что ко мне приходил ангел. Она передала родственникам, которые поверили или сделали вид, что поверили.