Жизнь Шаляпина. Триумф

Из Аляссио Шаляпин приехал к Раулю Гинсбургу и лишь 16 августа прибыл в Петербург, а 17 августа уже исполнял роль Мефистофеля в «Фаусте» в Новом летнем театре «Олимпия» под руководством своего старого друга Эудженио Эспозито. Шесть долгих месяцев он гастролировал в этом году, а через два месяца снова предстояла ему долгая разлука с милым Отечеством: контракты с Северной и Южной Америкой давно уже подписаны, большие гонорары предстояло отрабатывать. В Питере встречался с Теляковским, Леонидом Андреевым, все было обычно, привычно, встречи, разговоры, обиды, обеды; на несколько дней уехал в Москву, потом снова вернулся в Питер, полюбовался на свой портрет в костюме Фарлафа, исполненный замечательным другом Александром Головиным, на сцене Мариинского театра впервые исполнил роль Олоферна в «Юдифи» Александра Серова, написал прощальное письмо Эдуарду Францевичу Направнику и 24 сентября отбыл из России.

Глава четвертая Впервые в Америке

Седьмой день Федор Шаляпин плыл на пароходе через Атлантический океан в Америку: 19 октября (1 ноября) 1907 года он отбыл из Гавра по направлению в Нью-Йорк. Шесть дней – срок немалый, сначала было интересно, новые люди, свежие впечатления, никогда ему еще не приходилось оказываться столь длительный срок словно замурованным в ограниченном пространстве, но скоро все это ему надоело, и он часто уходил к себе в каюту первого класса, крепко закрывал дверь, ложился на удобную постель и тихо, спокойно дремал. Порой будил его стук в дверь, но он не открывал… Он знал, кто и когда мог ему стучать, приглашая тем самым на партию в винт. Но сколько же можно… Праздные люди могли целыми днями играть в карты, а так хотелось одному побыть и поразмышлять о минувшем и предстоящем. Особенно часто мысленно возвращался на Капри, где он две недели прожил вблизи Горького, часто виделся с ним, разговаривал, гулял по чудесному острову… Горький и Мария Федоровна много рассказывали об Америке, о своих переживаниях, когда их клеймили в газетах и выгоняли из отелей как состоящих в «незаконном браке», о так называемых социалистах, которые проповедовали социалистический образ жизни и одновременно владели акциями добывающих компаний, то есть были и «эксплуататорами»… Секретарь социалистической американской организации и одновременно миллионер призывает в социалистическом журнале своих подписчиков-рабочих брать акции нового золотопромышленного общества, обещая двести пятьдесят долларов на каждый доллар, и он же пайщик этого предприятия… Вспоминая эти факты, Мария Федоровна не скрывала своего удивления: «Недурно? У меня чуть не пять томов подобных этому фактов из американской жизни… Вы, Федор Иванович, там ничему не удивляйтесь, мы там такого насмотрелись… Вот наша хозяйка очень трогательно к нам относилась, когда я заболела, была заботлива и внимательна, вроде бы добрый и сердечный человек, но минутами она поражала меня таким взглядом на вещи, что я вдруг чувствовала себя растерянной, как человек, оказывающийся перед каким-то невиданным и неведомым зоологическим типом, с некоторым налетом психопатии… И вообще в Америке быстро научишься осторожности и практичности. Даже сам Алексей Максимович перестал верить всякому встречному и поперечному, и слово «социалист» в Америке перестало для него быть патентом на порядочность. Там такой социализм процветает, который у нас в России показался бы просто жульничеством…»