Жизнь Шаляпина. Триумф

– Сразу почувствовал: что-то не то. Вскоре я понял, что меня разрекламировали как обладателя феноменального, стенобитного баса, который способен тремя нотами опрокидывать колокольни. А у меня оказался баритональный бас и очень мягкого тембра… Видите, как они были разочарованы, некоторые ждали, что я выйду на сцену, гаркну и вышибу из кресел первые шесть рядов публики. Но вы знаете, что это не могло быть, а потому в прессе было легкое разочарование: «Шаляпин – артист не для Америки», хотя и сказано это было снисходительно. А уж сколько сил я потратил на то, чтобы как-то поднять уровень постановки «Мефистофеля»… Полное равнодушие бритогубых, очень деловитых и насквозь равнодушных к театру людей мне так и не удалось преодолеть. Опера ставилась по обычному шаблону, все было непродуманно, карикатурно и страшно мешало мне. Я доказывал, сердился, но никто не понимал меня или не хотел понять. «Здесь тонкостей не требуют, было бы громко», – сказал мне один из артистов. Лишь мой импресарио поддержал меня, приказал всем участникам слушаться меня, но его разбил паралич, его привозили в коляске, он уже не мог повлиять на исход постановки. Я лишь издергался, разозлился, почувствовал себя больным, почувствовал, что не могу играть на своем уровне, да и моя игра разрушала весь этот разношерстный так называемый ансамбль. Не знаю, что делать в этих случаях, Владимир Аркадьевич…

– Быть самим собой, Федор Иванович, это единственный путь для такого артиста, как вы. Иначе скатитесь до заурядного гастролера, озабоченного лишь гонораром.

– Не люблю я этой Америки и больше вряд ли туда поеду. Странный какой-то народ эти американцы! Платят громадные деньги артистам, а сами ни в музыке, ни в драматическом искусстве ничего не понимают. Для них интереснее какие-нибудь клоуны, фокусники, чревовещатели, чем оперные певцы или музыканты.

– Но, говорят, Василий Ильич Сафонов пользуется там громадным успехом? – возразил Теляковский.

– Возможно, возможно, я очень рад за Василия Ильича, может, хоть немножко образумит этот дремучий народ… Зашел я как-то к доктору, горло что-то забарахлило, у меня это частенько бывает, посмотрел, выписал полосканье, ну, я в знак благодарности даю ему два билета в ложу на «Фауста». «Расскажите мне сюжет, прошу вас», – попросил он. Я подумал, что он шутит, но оказалось, доктор действительно не знал «Фауста» Гуно и не читал никогда Гёте! Представляете? Ну можно ли себе представить, что Петр Иванович Постников, врач-хирург, с которым я недавно познакомился и лечился у него, не знает «Фауста»? И настоящие золотые руки, и образованнейший человечище… Какие интересные люди у нас есть, на Руси моей любимой… Мне бы в деревню ехать, а меня черти носят по заграничным вертепам, теперь вот в Южную Америку, аж в Буэнос-Айрес собрался. Ну да ладно, попутешествую еще, а там отдохну в дорогой России… Вижу теперь, Владимир Аркадьевич, что наша родина, как ее ни мучают, есть страна чистой, сильной мощи духа. Всякие же американцы и тому подобные двуногие меня разочаровали весьма: золото и золото – вот их все стремления, людей если и не совсем нет, то так мало, что хоть в микроскоп их разглядывай.

– А какое впечатление на вас произвели французы? Так великолепно вас встречали, Федор Иванович, успех русского искусства здесь небывалый. Все только и говорят о Борисе Годунове и вашем исполнении этой роли, все заговорили наконец-то, что вам удается быть не только превосходным певцом, но и замечательным драматическим артистом. К тому и орден Почетного легиона здесь иностранцам дают редко…

– Французы – хорошие ребята, многие нравятся мне, веселые, остроумные, как мы… Радуюсь и моему личному успеху, что скрывать… Но бесконечно счастлив я за триумф нашего величайшего, гениального Мусоргского. Как жаль, что он не дожил до этой славы. Думаю, он был бы удивлен своему триумфу, ведь при жизни как его честили и перечестили на всех перекрестках в России, а сейчас… А французы после спектакля в пользу раненых Марокко попросили исполнить «Марсельезу», ну как же тут не по-кичиться, а ведь ложные победы в Марокко, но им лишь бы торжествовать хоть где-нибудь. Эх, французы!.. И они начали, по-моему, разлагаться, и нет уже в них того прежнего святого духа, который носили в себе Сирано де Бержерак и мушкетеры Александра Дюма.

– Вы, Федор Иванович, о разложении французов говорите с любовью или я ошибаюсь?