Жизнь Шарлотты Бронте

Мистеру У. С. Уильямсу, эсквайру

25 октября

Посылка с книгами пришла вчера вечером, и я, как обычно, должна признать, что Ваш выбор («Эссе» Джеффри, «Жизнь доктора Арнольда», «Римлянин»³⁰⁴, «Элтон Лок»³⁰⁵) – как раз то, что мне хотелось бы получить.

Вы пишете, что я не оставляю себе книг. Прошу прощения, мне стыдно своей жадности, но я задержала «Историю» Маколея³⁰⁶, «Прелюдию» Вордсворта и «Филипа ван Артевельде» Тейлора³⁰⁷. Я успокаиваю свою совесть тем, что две последние, поэтические, книги можно не считать. Для меня это удобная идея, я взяла ее из «Римлянина», и думаю, не стать ли ее адептом? Надеюсь, никто на Корнхилл не станет ее оспоривать и утверждать, что «поэзия» обладает какой-то ценностью для кого-либо, кроме изготовителей сундуков.

У меня уже есть «Эссе» Маколея, «Лекции по моральной философии» Сиднея Смита³⁰⁸, а также сочинение Нокса о расах³⁰⁹. Труд Пикеринга³¹⁰ на ту же тему я пока не видела, нет у меня и всех томов «Автобиографии» Ли Ханта³¹¹. Однако, несмотря на это, я более чем достаточно обеспечена книгами на длительное время. Мне очень понравились эссе Хэзлитта.

Осень, Вы правы, выдалась очень приятной. И я, и мои одиночество и память часто наслаждались солнечной погодой во время прогулок по пустошам.

Я была несколько разочарована тем, что не пришли гранки «Грозового перевала»: меня одолевает горячечное нетерпение закончить его редактирование. Работа с рукописями и тому подобным не могла пройти для меня безнаказанно и не повлиять на мое настроение: меня ждали и светлые воспоминания, и горькие сожаления. Теперь, как и раньше, книги, присылаемые с Корнхилл, являются моими лучшими лекарствами. Они приносят мне утешение, которое вряд ли принесли бы книги, взятые в обычной библиотеке.

Я уже прочла бо́льшую часть «Римлянина». Многие пассажи в нем обладают воодушевляющей силой истинной поэзии, есть образы, исполненные великолепия, строчки, которые раз и навсегда запечатлеваются в памяти. Возможно ли, чтобы на небосводе появилась новая планета в то время, как все звезды быстро клонятся к закату? Мне кажется, дело обстоит именно так: у этого Сиднея или Добелла есть собственный голос, он ни у кого не заимствует и никому не подражает. Временами, правда, в «Романе» слышен Теннисон, а иногда и Байрон, но затем сразу следует новая нота. Нигде она не слышна яснее, чем в кратких лирических строках, которые звучат на собрании певцов, – нечто вроде заупокойной мессы по умершему брату. Эта музыка не только чарует ухо и ум, она успокаивает сердце.