Жизнь Штефана Великого

Кто знает, быть может, известная в античном мире фермопильская битва всего лишь слово звучное, а троянская война — одни лишь рифмованные строки да поэтические тропы. Сила эллинов заключалась в проявлениях духа и творениях искусства. А европейских королей и кесарей, славили за каждый жест и каждую улыбку, за все их слабости, за выигранные и проигранные битвы, выставляя напоказ, словно на подмостках театра. Между тем, владения Чингис-хана были в двадцать раз обширней империи Карла Великого. Правда, татары пронеслись и исчезли, как пыльный смерч, но Карл тоже не был рыцарем бессмертного духа и ума. Ни он, ни прочие властители — потомки варваров, — процарствовавшие в средние века. Поколения учеников заучивали имена их под страхом розги и отмечали их годовщины, словно это были некие небесные светила; а Венеция, ставшая с помощью дипломатии и золота истинной владычицей средневековия, держава, оказавшаяся сильнее Фредерика, и Матвея Корвина, и Казимира польского, всеобщий кредитор, вечный интриган — Венеция удостоилась немногих слов в трудах историков.

Не худо — что немногих; худо, что о других чересчур много сказано.

В сравнении со сфинксом, обозревающим на краю ливийской пустыни неведомые дали, властители эти — всего лишь пыль, взметаемая ветром. Сокровищница человечества состоит из невесомых ценностей. Ни ливни не страшны им, ни снега, и бури не в силах их развеять. Семена их зачастую дают неожиданные и странные на первый взгляд ростки. Таким образом в цветах сегодняшней Молдавии я угадываю сокровенную сущность давней жертвы.

Итак, величие императора, кумира простолюдинов, было в сущности пустым звуком. Немецкие княжества и города не составляли единой силы. Граф-паладин[55] был в ссоре с архиепископом Майенцы. Король Богемии и герцог Бургундский воевали из-за Люцельбургской земли. С тем же богемским королем враждовали и саксонские герцоги. Швейцарцы оставались упорными противниками австрийских герцогов.

У королей Венгрии и Польши — соседей раздираемой усобицей империи — были тоже свои великие и малые заботы. Как только на венгерский престол вступил Матвей Корвин, он первым делом стал готовиться к войне с соседями.

У Казимира польского тоже были свои особые дела: продолжалась война с тевтонским орденом на рубежах королевства, другую — еще того опаснее — он вел внутри страны с духовенством за право назначения епископов, третью — со шляхетством, которое на сеймах выступало против его величества.

В 1459 году Пий II вернулся в Рим с Мантуанского собора удрученный земными и политическими неурядицами. Послав на виселицу некоего возмутителя толпы по имени Тибурцио, он несколько пришел в себя и милостиво принял посланцев персидского шаха Узуна, царя Трапезунда и армян, пришедших просить помощи могучего властителя земли против Магомета.

Случайно оказались тут же послы Венеции. Такой поднялся стон по поводу падения Византии и кровавого антихристова мира, что святой владыка прослезился и именем Христа обещал помочь.

Послы святого престола поспешно обратились к кесарю, к английскому и французскому королям, добиваясь, как в 1346 и 1444 годах, ратной помощи против врага всего христианства. Но их величества повели окольные речи, что срок-де неподходящий, казна пуста, людей одолевают иные заботы, и что Европе грозит опасность пострашнее в лице так называемых ученых, твердивших, что земля кругла, как шар. Тогда его святейшество лично приступил к делу. В послании султану Магомету он убеждал его оставить западному миру Царьград и Средиземноморье и ограничиться Востоком. Тут же он давал понять султану, что запах крови и весть о страшных злодеяниях дошли до самого господа.