Жизнь Штефана Великого

Шаг за шагом отступал Штефан со своими полками и вспомогательными отрядами горцев. Особые служители сжигали хлеб и луга вдоль большого шляха и отравляли колодцы бешеницей. Стоял нещадный июльский зной. Легкие конные отряды то и дело язвили турецкую гидру, медленно, но неотступно продвигавшуюся вдоль Серета.

Целью Магомета была Сучава. На пути к ней стояли крепости Роман и Нямцу с доброй осадной ратью. Недалеко от них в предгорьях за Молдовой-рекой служители князя укрепляли кодры: возводили земляные раскаты, деревянные крепи, пробивали тайные выходы к оврагам.

Там-то и произошла кровопролитнейшая в истории Молдавии сеча. Штефан понимал неизбежность этой жертвы. Ибо стезя мудрости ведет через страдание, подобно тому, как жизнь из смерти рождается. В начале своего княжения застал он в Молдавии двоемысленных бояр, слуг двух господ, страною правили тогда непрочные, изменчивые силы; народ был измучен державным нестроением. Теперь же, хотя молдавская твердыня была обречена на поражение, рядом с князем были верные, несгибаемые люди.

На глазах его светлости полегли в той сече на берегах Белой реки спэтар Михаил, постельничий Юга, ясельничий Илия Хуру, бывшие белгородские пыркэлабы Станчу и сын его Мырза, ворник Бодя, бывшие пыркэлабы Пашку и Бухтя и многие другие бояре; их имена были вписаны в поминальный синодик, позднее, когда отхлынули орды, улеглась гроза и были собраны останки павших.

Рать за ратью, словно волны, шли на приступ войска Магометовы под бунчуками и зелеными знаменами; потеряв множество ратников, они пробились все же в лесную твердыню. Пядь за пядью защищали воины Штефана родную землю, отстреливаясь с валов из пищалей, отходя к новым и новым укреплениям; когда же спустилась ночь, остатки молдавского войска растаяли в лесных дремах. Случилось это 26 июля, и многим день сей казался последним в истории свободной Молдавии.

Но до конца войны было еще далеко. Штефан горячо помолился в уединенном горном скиту. Земля, которой он коснулся губами, вдохнула в него, как в Антея, новые силы, молитва — новые надежды. Собрав округ себя уцелевшее войско, он дал ему отдохнуть в ожидании ополчения. Рэзеши и смерды явились вовремя. И снова начались налеты и стычки по старинному обычаю молдавской земли; а крепости с дворянами и пыркэлабами держались стойко и надежно.

Июльский зной и засуха жгли землю; не хватало кормов, земцы разбивали и грабили обозы с припасами, резали коней на пастбищах и быков в загонах; мор, вызванный скоплением войск, косил полки султана. Все это было словно божьей помощью, ниспосланной князю за мудрое его предвидение. Белгородский пыркэлаб Герман громил янычар; татарские яртаулы были порублены на морском побережье; отдельные султанские отряды исчезали; пошли слухи о походе семиградских воевод на турок. Наконец, нехватка хлеба и воды ускорила отступление Магомета на юг. Это случилось к концу августа.

Обессиленная страна лежала в развалинах. Но господаревы служители снова крепко брали в руки бразды правления, поднимая господарский жезл над землею и людьми. Штефан спустился со своим двором в Нижнюю Молдавию, дабы измерить своими глазами разруху, утешить людское страдание, пожаловать награды отважным, обновить сожженные обители. В опустевших и спаленных землях, на которые господарь указывал своей булавой, спали зерна той жизни, которую земцы увидели в новою весну Молдавии. Легкомысленный, гораздый на веселье люд славил князя, радуясь наставшему затишью. Но Штефан-Воевода проводил в печали дни свои, предвидя беды, сокрытые в мрачных пещерах грядущего.

Глава VIII Из которой явствует, что беды ходят вереницами; что чаще всего не дух повелевает плотью; что Штефан-Воевода оставался одиноким в часы печали и в испытаниях. Наконец, рассказывается о жалобе его светлости Штефана-Воеводы

I

В Крыму, под стенами родного города княгини Марии, где были гробницы ее родителей и сокровища, увезенные в изгнание последними Палеологами, стояли турки. Грозно плыли на волнах султанские галеры, гремели выстрелы. Исак, старший брат княгини, казненный братом своим Александром, гнил в земле; люди Мангопа и счастливых садов Приморья жили в ожидании грозных событий: никто не сомневался в том, что и этот остров христианства будет разорен и стерт с лица земли поклонниками Магомета. С суши теснили татары; на водной глади понта Эвксинского[115] покачивались цареградские галеры. Перед последним штурмом, суда с войсками плыли под самым берегом для устрашения жителей. Черные моряки ухмылялись, держа в зубах ятаганы, а женщины в прибрежных садах, осеняя себя крестным знамением, ныряли в кусты дикой смоквы. На угрозы и бесовские оскалы земля отвечала мирным благоуханием цветов.

Молдавские воины, занявшие бойницы Мангопа, стояли насмерть.