Жизнь сначала

— Я ведь, Птаха, совсем не жадный, я ведь надёжный друг. Сам живу и других обеспечу чем смогу. Тебя я знаю как облупленного! Ты — благородный! Не способен на низкий поступок. Значит, ты меня, Птаха, не предашь! И я — твой, с потрохами. Потому и протягиваю руку, что не сомневаюсь в тебе. Я, Птаха, подал заявление в партию. Тебе советую сделать то же. Не упусти момент. Нужно всё делать вовремя. Нужно уметь заявить о себе. Значит, заработок такой: соц. заказ — серия картин о доярках и пахарях. Нужно поднять престиж деревни, показать её в лучшем виде. Тебе — высокая оплата, премии, почёт и т. д. Уверяю тебя: будешь в полном порядке! Я и Сан Саныча вытяну, только в другую епархию. Я всех своих подниму. У меня мускулы — во! Все усаживайтесь, вывезу.

Тюбик хвастался. Светился довольством. Был убеждён: он — благодетель, радетель о нашем благе и наших животах. Он ждал от меня благодарности.

Я встал и пошёл к двери.

— Ты чего это?! — Тюбик вскочил, растерянно затоптался передо мной.

— Извините, Валентин Аскольдович, я спешу, я совсем забыл, у меня срочное дело.

— Ты чего это? Ты зачем это так официально? Ты чего это? Я же от всей души!

А ведь он и в школе умел устроиться лучше всех: за границу катался по обмену учащихся-художников, ходил в начальниках — был секретарем классного бюро комсомола, потом школы. Почему же в школе меня это никак не задевало? Тюбик и Тюбик. Пиво с ним пил в парке культуры имени Горького, в пинг-понг играл, в кафе «Паланга» с ним жрать ходил и думать не думал о его особом положении. Вот, оказывается, в какие игрушки он ещё с мальчишек играл! Здесь успел выбить себе персональную выставку, иностранцев принимает.

Я хотел обойти Тюбика, но он собой заслонил дверь — не в драку же лезть с таким танком?!

— Ты что, Птаха, не хочешь научиться жить?! Я, Птаха, бесплатно даю тебе советы, можно сказать, веду за руку. Ты, Гришка, не пробрасывайся мною. Сильно уважаю дружбу и родство.

В кабинете стало сумеречно. Зимний день короток. Я плохо вижу лицо Тюбика и не могу придумать, что сказать. Я не знаю его языка. Как объяснить?.. Что объяснить: что лучше жизнь прожить нищим, чем превратиться в ужа, вползающего во все щели?! Тюбик не дурак, небось, и сам понимает. Каждый человек выбирает свой путь.

Снова на развилке дорог. Только в этот раз я сам решу, по какой мне двинуться.

— Пустите, Валентин Аскольдович, — прошу как можно любезнее. — Я в самом деле спешу. Очень вам благодарен за то, что вы решили помочь мне, но предложенная вами тема меня не интересует, я ничего не понимаю в сельском хозяйстве, я человек городской.

Зазвонил внутренний телефон, и Тюбик кинулся на зов начальства, а я благополучно выскочил на свободу.

Выскочить выскочил. И только тут вспомнил, что у меня в кармане рубль с мелочью. Как явлюсь домой без продуктов? Уже неделю ничего не приносил.

Можно попросить у мамы. Мама даст. Но мама на меня обижена: я женился на женщине старше себя. «Раз, сынок, ты решил, живи, не скажу ни тебе, ни кому другому дурного слова о ней, а от знакомства уволь. В нашем роду не было такого, чтобы жениться на старухах, — такова была мамина отповедь. — Думаю, у тебя это пройдёт, сынок. Живи пока живётся. Может, пока учишься, так и надо? Кончишь институт, одумаешься и поступишь как все. Наверное, она женщина добрая и неглупая, раз ты так прикипел к ней, дурного тебе ничего не сделает, а большего мне пока и не надо».

Нет, у мамы денег просить не хочу.

В этот момент я увидел Сан Саныча.

Учимся в одном институте, а друг с другом встречаемся редко, только на общеобразовательных лекциях. Чем так занят Сан Саныч? Я обрадовался ему:

— Привет, Сан Саныч! Живая душа на моём пути. Куда путь держишь?

— Да вот решил заняться прикладной живописью. Художник из меня не получится, права была Зверюга, зато оформителем стану знатным. Буду расписывать клубы, санатории, больницы, столовые. — Он усмехнулся. — Раньше-то расписывали храмы. — И его к храмам потянуло! — С этой целью посещаю два раза в неделю спец. семинар.

— Сан Саныч, не выручишь меня? Рублей десять-пятнадцать не дашь до стипендии?

Без шуточек, которые обязательно сопутствовали бы благородному поступку Тюбика, без высоких слов о дружбе и товариществе Сан Саныч дал мне тринадцать рублей и продолжал как ни в чём не бывало:

— Я, Птаха, хороший, добротный ремесленник. У нас тут образовались бригады, знаешь, сколько в Москве строится поликлиник и всего прочего?

— А мне к вам нельзя?

Сан Саныч покачал головой.

— Не-е, ты извини, я сам взят из милости. Сходи к Тюбику, то бишь к Валентину Аскольдовичу: мол, слышал, мол, хочу, и так далее. Он и решит всё в лучшем виде.

Я понуро пошёл прочь от Сан Саныча. Тюбик — везде, Тюбика не обойдёшь!

— Хочешь, я поговорю? — догнал меня Сан Саныч. — Он для своих всё сделает.

— Ни в коем случае! Если ты мне друг, никогда не говори обо мне с… Валентином Аскольдовичем, прошу тебя.

— Ясно, — очень серьёзно сказал Сан Саныч. — Достал тебя своим благородством?

— Достал, — согласился я.