Жизнь солдата

Так вот, при очередном периоде нашей дружбы, я раскрыл ему мою тайну и привел его на свой НП. А если честно признаться, то мне уже надоело в одиночку сидеть на НП. Еще немного времени и он стал бы мне неинтересен. Трудно все-таки в одиночку переживать все увиденное. Я расхвалил Борису все преимущества своего НП перед обыкновенным наблюдением со двора. С тех пор мы вместе дежурили на НП. Теперь мне стало намного веселей. НП мы расширили. По предложению Бориса мы принесли сюда на хранение различные вещи, чтобы НП выглядел, как рубка на корабле. И среди прочих вещей здесь появились махорка, бумага, спички (ведь никто никогда еще не встречал некурящего моряка). И конечно, начались заинтересованные разговоры. Не могли же мы сидеть вдвоем и молчать. Все эти нововведения на НП: шум, курение, – не могли, конечно, сохранить тайну нашего местопребывания. Выследила нас тетя Сарра, жена дяди Симона Ривкина, хозяйка нашего дома.

Когда мой отец умер, мама все, что могла, продала и купила у Ривкина половину дома. У тети Сарры и дяди Симона детей не было. Это были аккуратные, правдивые и добрые люди. Они принимали активное участие в становлении моих сестер, брата и меня, конечно. Они были старше моей мамы, и поэтому мама всегда считалась с их советами. Нам очень повезло, что мы купили полдома именно у них. Мы, дети, доставляли им массу неудобств, а они смотрели за нами, как за своими детьми. Я не представляю, как бы мы существовали без их участия.

Это тетя Сарра будила меня каждое утро в половине пятого, чтоб я успел подоить корову и выгнать ее в стадо. Сам я никогда не смог бы проснуться в такую рань. Тетя Сарра была домохозяйкой, и пока мама была на работе, она всегда за нами следила. Дети есть дети. Мы часто убегали играть, забыв запереть двери дома. И если бы не тетя Сарра, не избежать бы нам несчастий. А дядя Симон был единственный мужчина в доме. Он заботился о его состоянии и состоянии всех построек во дворе. Мы, дети, его слушались. Он никогда не повышал на нас голоса.

Одним словом, как это случилось, я не знаю, но тетя Сарра застала нас однажды на НП в самое неподходящее время, когда мы изображали из себя заядлых курильщиков и давились от кашля. У нас душа ушла в пятки, когда мы вдруг обнаружили, что тетя Сарра стоит рядом с нами. От неожиданности мы позабыли спрятать или бросить самокрутки.

– Так вот вы чем здесь занимаетесь, – сказала она тихим, ничего хорошего не предвещающим голосом, – сарай хотите спалить, пожар устроить вам захотелось! – Она говорила угрожающим голосом, загородив нам дорогу к выходу. А мы, как истуканы, пялили на нее глаза и все еще держали дымящиеся закрутки в руках. – Немедленно потушите папиросы! – Приказала она повышенным голосом, – и марш отсюда, чтоб духу вашего здесь больше не было!

Мы, наконец, пришли в себя и, шмыгнув мимо нее, разбежались по домам. Тетя Сарра, конечно, рассказала о нашем курении и отцу Бориса, и моей матери. Бориса отец побил ремнем. Думаю, что не очень больно: они его все же очень жалели и берегли. А меня мама только поругала, но бить не стала. Меня вообще никто не решался бить, потому что я – сирота. Сирот почему-то люди жалеют. Сам я себя сиротой никогда не чувствовал. Наверно, привык без отца обходиться, но люди, я имею в виду тех, кто знал нашу семью, всегда об этом помнили.

Вечером, когда пришел с работы дядя Симон, он взял лопату и выкорчевал весь бурьян вокруг моего НП. Когда я на следующее утро заглянул туда, то понял, что мне здесь делать больше нечего. Теперь я был всем виден, наверно, лучше, чем они мне, и весь смысл уединения потерял для меня всякое значение. Хочу только сказать, что если тайной владеют двое, это уже не тайна, ибо она раньше или позже все равно раскрывается.

Я начал с истории моего НП потому, что именно с этой игры началось мое любопытство ко всему, что окружало меня и что очень способствовало расширению моих познаний и более глубокому пониманию поступков моих друзей и товарищей. Естественно, что от природы я был любознателен, и поэтому многие моменты моего детства остались в памяти на всю жизнь. Я намеренно довел историю с НП до его разрушения, хотя дальнейший рассказ начнется еще со времени его наивысшего расцвета, когда я там был еще в полном одиночестве.

Глава вторая Мама

Сегодня у меня почти свободный день – у мамы выходной. Но все равно не спится, и я устроился на своем НП и наблюдаю за Иваном Терентьевичем, который делает вид, что он безобидный любитель-рыболов, а на самом деле у него под водой рыболовная сеть перегородила пол-Днепра. И вдруг я слышу мамин зов:

– Ле-вааа!

Такая привычка здесь почти у всех мам, живущих на берегу Днепра. Если им нужен сын, они об этом кричат во весь голос, на весь белый свет. Конечно, мама здесь ни при чем – так уж повелось исстари. Голос у мамы – высокий и чистый. Крик ее проносится над горой, над Днепром, над лугом и врезается в тишину леса, а оттуда, будто в ответ, возвращается отдаленное и приглушенное эхо: "Ааа…!"

– Ле-ваа…!