Жизнь строгого режима. Интеллигент на зоне

Тюремный жаргон, уголовное арго — уникальное явление. Уникальное с точки зрения лингвистики, с точки зрения социологии и прочих наук. Многие слова и термины «фени» — образцы сверхточного попадания слова в цель, есть примеры едкого юмора, чуткой наблюдательности, даже поэтической образности. Некоторые обороты имеют немало синонимов. Например, о человеке, обнаруживающем в поведении странности, точнее признаки умственного расстройства, говорят: у него «бак потек», «бак засвистел», «крышу сорвало», «крышняк поехал», «крыша в дороге», «гуси полетели». Те же самые «гуси» уже более логично использованы в образовании другого перла «фени». Тремя гусями называют 222 статью УК РФ («Незаконные приобретение, передача, сбыт, хранение, перевозка или ношение оружия, его основных частей, боеприпасов, взрывчатых веществ и взрывных устройств» — очень распространенная статья, хотя бы потому, что очень часто у людей, подозреваемых в совершении других преступлений, неожиданно «находят» патроны или что-то еще попадающее под эти самые «три гуся»).

Услышав впервые это словосочетание — не понял, о чем идет речь. Потом дошло: «три гуся» — три двойки. По графическому очертанию каждая двойка — «гусь», выгнутая шея, приподнятый хвост. Был готов «снять шляпу» перед автором неожиданного образа, за изобретательность и тонкое чувство родного языка.

Еще один пример точности уголовного арго: о человеке, желающем спрятаться, затаиться, переждать что-то опасное, нежелательное, скажут — «засухарился». И здесь попадание в яблочко, и здесь стопроцентное ощущение сути понятия.

Особый глубинный, цепко схваченный безымянным автором смысл заключен в глаголе «кубатурить», то есть «осмысливать, переваривать, анализировать». Любопытны и многие прочие слова из лагерного разговорника. Так, арестантские ботинки называют «коцами» (действительно, их, похоже, пластмассовые подошвы издают соответствующий звук, соприкасаясь в морозный день с бетонной и асфальтовой поверхностью лагерной территории). Ложка имеет характерный синоним — «весло» (иные мои соседи, отличающиеся недюжинным аппетитом, действуют этим прибором так же интенсивно, как орудует веслом олимпийский чемпион по гребле).

На фоне этих очень личных и очень образных терминов нередко употребляются слова, происхождение которых совершенно непонятно, с какого боку ни подходи. Почему, скажем, большая чайная кружка называется «фанычем», откуда взялось слово «лепень» (под ним понимается куртка-китель тюремного костюма-робы), с какой стати фабричное пластмассовое ведрышко из-под майонеза, традиционно приспосабливаемое арестантами для чайных церемоний, именуется «КамАЗом» и т. д.?

Если бы мое сердце (а с ним и все свободное время) не было отдано дневнику (точнее, будущей книге) — непременно занялся бы скрупулезным составлением словаря современного лагерного языка.

* * *

Телевизор по-прежнему не смотрю. И в комнату, где он находится (комната так называемой воспитательной работы), стараюсь не заходить. По тем же, кажется, уже ранее описанным причинам. Тем не менее вчера вечером краем глаза успел почти на лету поймать обрывок репортажа-отчета о деятельности отечественных правозащитников. Речь шла о каком-то то ли совете, то ли комитете, связанном как раз с проблемами нашего брата — арестанта. Структура эта, как следовало из текста репортажа, давно и чуть ли не очень эффективно действует! Мелькали на экране работники этого то ли совета, то ли комитета: почему-то очень часто бородатые, очкастые, носатые и сытые дяденьки, что-то бодро тараторившие о какой-то проделанной работе.

И ладно бы если представляли они полуобщественную-полукустарную организацию. Нет, речь шла о серьезной структуре, завязанной на самых больших государственных мужей, на самые главные властные органы.

Услышал этот фрагмент репортажа — сплюнул и… выругался словами, которыми здесь вроде бы как давно собирался не ругаться. Ведь врут, нагло врут очкастые, врут бородатые, врут носатые… Никто из этих людей для нашего брата палец о палец не ударил. Потому что главным, да, пожалуй, и единственным критерием работы любого совета-комитета, любой комиссии, любого фонда, что связаны с арестантскими проблемами, может быть только одно — реальная помощь реальным людям в решении этих самых проблем. А какой толк от этих бородатых-очкастых-носатых? Бесконечные сидения во всяческих президиумах, мелькания по телеэфирам, заседания с последующими банкетами, частые и вожделенные загранкомандировки якобы для изучения прогрессивного опыта, то за счет многострадального государства, то за счет принимающей стороны?