Жизнь только начинается

Вася заглянул в горницу. Мать рассматривала шерстяной носок. Вот она выпрямилась и глубоко вздохнула. Васю поразило лицо матери. Оно было неузнаваемо печальным и таким усталым, будто она не опала несколько ночей подряд. Он впервые отчетливо увидел морщины под ее добрыми глазами.

— Мама, — сказал Вася и, опустив голову, торопливо подошел к матери. — Мама… понимаешь, — он доверительно посмотрел ей в глаза. — Не знаю, как получилось… Я все понимаю… Только не ругай…

Глаза матери засияли, и опять лицо стало прежним: родным, светлым.

— Зачем же ругать? — она провела ладонью по щеке сына. — Ты же у меня хороший…

Раньше, когда мать ласкала его, он нетерпеливо морщился, крутил головой, норовил убежать. Охваченный незнакомой до сих пор тоской, сейчас Вася послушно прижался лицом к плечу матери. Сколько он пережил за эти дни! Он вдруг понял, что до отъезда в город был глупым беззаботным мальчишкой. Жил ни о чем не думая. Вспомнил отчетливо: наигравшись в снежки, промокший насквозь, он влетал в комнату бойкий, веселый, раскидывая куда попало пальто, ушанку, валенки. Он еще не успевал отдышаться, а мать, хлопоча возле него, поила молоком, отправляла на лежанку. Тепло было там!

— Я ушел из ФЗО… Не по мне там… — проговорил Вася.

— Да как же это так, сынок?! — с горечью воскликнула мать.

Хотелось много сказать матери, чтобы она все поняла, чтобы не было упрека в ее глазах. Ему больно и стыдно не только за то, что он не остался в училище, но и за все прошлые годы. Он никогда не слушался матери, отца, учителей. Считал, что мать для того и существует, чтобы мешать ему во всем… Но ничего не сказал, какое-то внутреннее упрямство сковало язык.

Мать притянула сына к себе.

— Ну ладно, ну хорошо, сынок: дорога в жизнь тебе не заказана. Устраивайся в колхозе. Работы — непочатый край, а людей, сам знаешь, маловато. Молодежь все в город норовит…

— Ну уж спасибо, — Вася упрямо замотал головой. — Здесь не останусь стыдно… Провожали — обещал то да се, выучиться — и вдруг… здравствуйте, заявился с пустыми руками. Не останусь!

— А как же? Куда еще?

— Не знаю пока.

Мать собралась уходить.

— Я за отцом. Задерживаться стал. Электрический молот установили, отец, как маленький игрушке, не нарадуется. Впору бы и ночевать в кузнице.

В сенях раздались ребячьи голоса, шарканье подошв о скребок. Кто еще? Вася недовольно поморщился. Теперь начнутся расспросы, хоть носа не высовывай.

Гриша, приоткрыв дверь, хозяйственно командовал:

— Калоши в угол под лавку. Сапоги чище вытирайте, чище.

Первым вошел Сеня, младший брат Пани Рогачева. Гриша успел что-то шепнуть ему. Вытянув шею, Сеня быстро оглядел комнату.

— Здравствуй, Вася!

Засунув руки в карманы, Вася недоброжелательно посмотрел на Сеню. Мальчики чинно сели на лавку.

— А мы не знали, что ты уже приехал, — начал важно Сеня, — а то бы целым звеном пришли. Ты побеседуй с нами о школе, в которой учишься. Мой брат обо всем нам пишет. И ты расскажи.

Вася зловеще оглядел ребят, расстегнул поясной ремень и помахал им.

— Я вам побеседую!.. А ну, сматывайте удочки!

Испуганные школьники переглянулись и выбежали из комнаты.

— Разбойничаешь?!.

Вася вспыхнул, спрятал за спину ремень и, не взглянув на вошедшего отца, сел на край стула. Мать налила в алюминиевый тазик горячей воды. Отец долго мылся, не проронив ни слова. Такого с ним не бывало! Обычно, моясь, он рассказывал всякие новости, шутил. Или спрашивал: «А ну, пошевелите мозгами, сколько здесь атомной энергии? — Он указывал на графин с водой, стоявший на столе. — Какая там энергия в трех литрах воды?» И отец рассказывал изумленным сыновьям: «Когда мы научимся расщеплять атом воды, одного графина хватит на целый год освещать нашу деревню»… Отец как-то сразу примечал, если у сыновей случалось что-нибудь неладное. «Ну, сокол, — обращался он к сыну, — чего приуныл? Разъясняй, вместе подумаем».

Сейчас, видимо, отцу не нужно было разъяснять. Он все уже знал от матери.

Тщательно вытерев лицо и руки полотенцем, отец сел против сына и долго сурово смотрел на него.

— Так… Значит, вернулся?

— Вернулся… — потупясь, пробормотал Вася.

— Вижу, что вернулся… Не велика радость оболтуса встретить… Что натворил?

Вася ответил не сразу: вздохнув, пожал плечами.

— Подрался.

— Герой! На это мастак. Спасибо. В кого уродился, неслух? Только и слышу: там окно разбил, там в огород залез, тому нос расквасил. И все кто? Известно — Васька Бугрин! Славу заработал! Не трудом только! Не учебой! Отец встал, прошелся по комнате. Потом остановился возле сына.

— Стало быть, выгнали?

— Не выгнали, сам ушел.

— Сбежал, значит?

В доме наступило тягостное молчание. По окнам зло барабанил дождь. Отец опустился на стул и долго смотрел куда-то в угол комнаты. Густые светлые брови его то поднимались кверху, то надвигались на глаза. Пожимая плечами, отец заговорил, как бы с удивлением: