Жизнь, увлечения, огорчения

А Кефир уже тут как тут: нагрянул и сразу завлёк его приятным, говорливым брожением, от чего Молоку стало хорошо, оно загустело и слилось с ним воедино. И тут Кефир неожиданно затих.

– Ты что уже скис? Так быстро? – недовольно спросило Молоко.

– Мне тут с тобой так приятно, что и двигаться не хочется, – ответил Кефир.

– А я в тебе разочаровалось, – огорчилось молоко. – Довёл меня до бурления и бросил!

– Это не так, – стал оправдываться Кефир. – Ты созрело, значит я тебя полностью удовлетворил. Сейчас придёт Чаша, судья наша, продегустирует и скажет, хороши ли мы оказались вместе или нет. А пока нагряну-ка я в другую крынку – там молоко пожирнее – закефирю и его.

«Пока на меня ещё никто не жаловался!» – подумал Кефир.

След

Огромный добрый Мамонт с утра до вечера топал по кочкам в мёрзлой тундре, изыскивая для пропитания любимый свежий мох.

– Пусть на каждой кочке останется мой след, – говорил он, – чтобы все в будущем знали о моей тяжёлой судьбе!

А Муха, что пригрелась на его лохматой шее и питалась различными отходами, жужжала:

– Надо тебе научиться есть любую пищу, как я, тогда ты будешь всегда сыт!

Мамонт только отмахивался от неё хвостом. Но пришло время – и Мамонт постарел, свежую пищу добывать стал не в силах, а перегнивший мох есть не мог – был он ему не по нутру. И вот, от голода Мамонт изнемог и умер, и только следы от ног напоминали о его существовании.

– От труда мамонты вымерли, а я буду ж-жить вечно – на халяву! – радовалась расплодившаяся со временем Муха, – любимый навоз доставался ей без малейшего труда.

Ворчливая Кровать

– Вы только посмотрите на эту Тахту, и кто только на неё ни садится! – ворчала Кровать. – Вот я никогда не позволю, чтоб на меня кто-то сел! – возмущалась она всё больше и больше.

И тут к ней обратился Плед:

– Вы мне позволите лечь на вас?

– А разве я вам когда-нибудь отказывала? – доброжелательно ответила Кровать.

Ей было так приятно быть с мягким, пушистым, красивым Пледом, что она не замечала, что на нём кто-то сидит.

Непостоянная Вода

Долгое время возле Дуба в большой луже стояла Вода. А потом лужа стала высыхать.

– Ты скучен! Только и умеешь что шелестеть листьями! А мне хочется высокого полета! – сказала Вода Дубу на прощанье и испарилась.

Загрустил Дуб, Воду забыть не может, даже сохнуть стал. И наконец решил: «Ничего не поделаешь, придётся искать другую водицу…».

А она тут как тут: на туче прилетела. И хотя Дуба она пока не знала, но сразу нежность к нему проявила – напоила. И начал было Дуб к ней привыкать, а она ему вдруг и говорит:

– Ты стал для меня суховат! – и тоже испарилась.

С тех пор к Дубу приходило много водиц – прилетали кто на серой, кто на тёмной тучах. Прилетят, побудут немного и исчезают. И Дуб даже не знал, от какой из них появились на его ветках жёлуди. Он считал себя деревом положительным, просто водицы попадались ему непостоянные.

Услужливая

Две пивные тары расшумелись в мусорной урне. Одна, Металлическая Банка, возмущалась:

– Всю себя отдала, а меня в мусор выкинули!

Другая, что была Стеклянной Бутылкой, злорадно отвечала:

– Тебя-то точно исправляться отправят на переплавку. А я продержусь: в порядок себя приведу – помоюсь, пивом заправлюсь – и опять услужу кому-нибудь.

Ничего на это не сказала Металлическая Банка: она радовалась, что была одноразовая…

Что такое любовь?

Бежал как-то Пёс, вдруг увидел Жучку и остановился – очень она ему понравилась.

– Как ты прекрасна! – воскликнул он. – У меня к тебе любовь появилась!

– А ты знаешь, что такое любовь? – спросила Жучка. – Вот, Полкан – ухаживает за мной и днём, и ночью, я ему разрешаю это делать, потому что мне это приятно! И я хочу, чтобы так было до самой нашей старости. Вот что значит любовь! А тебе я даже приблизиться не дам, к себе не допущу – ты ловелас!

Пса это очень озадачило, и он проворчал:

– Надо же, какие сложности пошли в любви, – и удалился.

Прощание

Грабли сгребали в яму остатки старой Сирени, превратившиеся в труху, и удивлённо говорили Лопате:

– Я слышал, что Сирень была украшением парка, что все приходили полюбоваться на её красоту, хотя я этому не верю…

– Почему же? – поинтересовалась Лопата.

– Если бы это было так, то все её почитатели пришли бы на прощание с оркестром.

– А он уже и играет, – заметила Лопата.

Грабли прислушались. Издалека, с танцплощадки доносились звуки джаза.

– Не все же будут провожать её траурной мелодией, – прошуршала Лопата и кинула ком земли в яму.

Туман

Расстелившись по земле и проникая приятной воздушностью во всё вокруг, Туман накрыл белой пеленой Берёзку, Ёлочку и Ель.

«Теперь я у него буду единственная!» – радостно мечтала Берёзка. Сквозь пелену она не замечала, что Туман делает то же самое и с Ёлочкой, и с Елью. И только когда он рассеялся, Берёзка увидела, что она не одна у него, и огорчённо воскликнула:

– Туман, какой же ты обманщик!

А он ответил:

– Я любвеобильный! И обнимаю всех, чтобы всем хорошо было!

– Правильно, правильно он делает! – сказали довольные Ёлочка и Ель, продолжая тянуться к нему своими веточками.