Читаем Жизнь, увлечения, огорчения полностью

– Много лет мы живём с тобой в семье, где царит крепкая дружба. За это время мы постарели и стали поскрипывать.

– Я издаю свой скрип, чтобы поддержать тех, кто на мне находится, – ответил Диван. – Если я буду молчать, значит в семье будет разлад!

И Пуфик звякнул пружиной – показал своё согласие с Диваном.

Разные взгляды

Встретились однажды на прилавке магазина Конфета и Жевательная Резинка и разговорились.

– Я знаю, – сказала Конфета, – если со мной познакомится Рот, то я враз в него влюблюсь. И он тоже будет от меня в восторге и скажет: «Какая сладкая Конфетка!», и ещё долго будет держать меня, пока я не растворюсь от его тёплого отношения.

– А для нас ничего в таком знакомстве приятного нет, – возразила Жевательная Резинка. – Оттого, что мы не такие, как вы, сладкие, Рот нас жуёт очень долго и нам приходится прилипать к зубам, чтоб не так сильно мял. А потом, когда мы разонравимся ему, он выплёвывает нас – неблагодарный…

– Да не переживай, у вас ещё много хороших ухажеров будет! – успокаивала её Конфета. – Вы можете потом прилипнуть к любому Башмаку или Ботинку. А вот мы – однолюбы, у нас отношения только на один раз!

Невежда

Застряла как-то Легковая Машина в грязи и вылезти не может.

Увидел это Трос на Тракторе, что рядом стоял, и воскликнул:

– Я вам сейчас помогу! – и, ухватив Машину, выволок её из месива.

Тросу так понравилась Машина, что он захотел остаться с ней.

А Машина стала кокетничать с Трактором и буквально не сводила с него своих больших красивых фар, рассуждая: «Какой он красивый и большой – не то что тоненький Трос! Надо с Трактором познакомиться поближе».

Трос тем временем, устав, свернулся кольцом, прилёг на Трактор и укоризненно глядел на Машину, которая даже не поблагодарила его за помощь. Трактор же к Машине вообще не проявил никакого интереса.

И Машина, фыркнув, поехала прочь, так и не оценив доброту Троса, без которого она не смогла бы выбраться из грязи.

Подхалимы

Стол с расстеленной на нём скатертью был недорогой, и на него никто не обращал внимания, до тех пор, пока его не заставили всякой снедью. Вот тогда все гости, сидевшие за Столом, низко и с уважением склонили над ним свои головы.

Зависть

Белка и Дятел жили на одном дереве и считались друзьями.

Как-то Дятел заглянул в гости к Белке и позавидовал её жилью: чистое, красивое, большое – хоть пляши!

– Сделаю себе такое же дупло! – решил он.

– Не надо! – стала уговаривать его Белка. – Если ты выдолбишь дупло рядом с моим, дерево потеряет стойкость!

Но Дятел не послушался, взялся за работу и до самой осени трудился над новым жильём. Дупло получилось огромное, и когда Ветер, желая как обычно освежить дерево, дунул на него, оно рухнуло на землю. Заметался Дятел в панике, летает и думает со страхом: «Как же я к зиме без жилья остался…».

Ветер, всякого насмотревшийся на своём веку, ничего не сказал, а только распушил пёрышки у Дятла и улетел.

Надо наказывать

Сделал как-то Нож бутерброд с маслом и с колбасой и только отошёл в сторонку, как прилетели мухи, сели на бутерброд и стали его поедать.

А Мухоловка, что была неподалёку, взяла да и прихлопнула мух вместе с бутербродом. Нож возмутился:

– Ты что наделала! Вкусноту такую сгубила!

– Если мух не наказывать, никогда от них не избавишься! Легче бутерброд новый приготовить, – ответила Мухоловка.

Руководящая Голова

Голова получила повышение: её назначили руководителем подчинённых ей других голов, которые склонились над столами, ожидая указаний. Перед тем, как сесть в кресло начальника, Голова взглянула на себя в Зеркало и, приосанившись, одобрительно сказала:

– Хороша же я!

С этого дня перед тем, как обойти своих работников, Голова не упускала случая посмотреть на себя в Зеркало. А когда смотрела, ей казалось, что вокруг неё даже сияние появилось. Вскоре она совсем перестала обращать внимание на подчинённые головы, которые от усталости опускались всё ниже и ниже. А сама Голова, наоборот, поднималась всё выше и выше. Однажды она откинулась назад и больше не смогла принять обычное положение.

Зеркало ей сказало:

– Это нимб тебя тянет!

И стала Голова руководить, не вставая с кресла. Подчинённые её больше не интересовали – она занималась только тем, что любовалась собой.


Вечное ожидание

Далеко над океаном зародилась чёрная Грозовая Туча и помчалась, гонимая Смерчем, к берегу. Смерч топил на своём пути и большие корабли, и яхты, и простые лодки. Даже Туче было очень страшно.

– Потерпи. Ветер утихнет, и тебе станет хорошо, – успокаивало её Солнце.

Смерч уже гонит Тучу над землёй, разрушая дома, она беспокоится, а Солнце по-прежнему твердит:

– Потерпи ещё немножко!

– Я хочу быть ажурным облачком, – жалуется Туча, – и чтобы ты, Солнышко, проходило сквозь меня своими тёплыми лучиками. Хочу слышать на полянке стрекотание кузнечиков, а в лесу – трели соловьёв.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адриан Моул: Годы прострации
Адриан Моул: Годы прострации

Адриан Моул возвращается! Годы идут, но время не властно над любимым героем Британии. Он все так же скрупулезно ведет дневник своей необыкновенно заурядной жизни, и все так же беды обступают его со всех сторон. Но Адриан Моул — твердый орешек, и судьбе не расколоть его ударами, сколько бы она ни старалась. Уже пятый год (после событий, описанных в предыдущем томе дневниковой саги — «Адриан Моул и оружие массового поражения») Адриан живет со своей женой Георгиной в Свинарне — экологически безупречном доме, возведенном из руин бывших свинарников. Он все так же работает в респектабельном книжном магазине и все так же осуждает своих сумасшедших родителей. А жизнь вокруг бьет ключом: борьба с глобализмом обостряется, гаджеты отвоевывают у людей жизненное пространство, вовсю бушует экономический кризис. И Адриан фиксирует течение времени в своих дневниках, которые уже стали литературной классикой. Адриан разбирается со своими женщинами и детьми, пишет великую пьесу, отважно сражается с медицинскими проблемами, заново влюбляется в любовь своего детства. Новый том «Дневников Адриана Моула» — чудесный подарок всем, кто давно полюбил этого обаятельного и нелепого героя.

Сью Таунсенд

Юмор / Юмористическая проза