Жизнь в аду

Где-то через минут десять или больше я уже просто не чувствовал тела и мне начинало казаться, что я сейчас вот-вот не выдержу и умру от этой боли. Но, не смотря на всю эту боль и эти страдания, я всё ещё не хотел умирать. Конечно, такая жизнь ужасна, но лучше такая жизнь, чем вообще не жить. Папа, видимо, останавливаться не собирался, потому что он всё ещё яростно бил меня, заставляя стонать от боли и плакать, и он, как будто и правда, был готов убить меня. И поэтому я уже из самых последних сил, надеясь, что получится остановить его, пока он меня не забил до смерти, закричал первое, что пришло в голову:

–Они у Вити! Деньги у Вити! Они у него! Я говорю правду!

И случилось невероятное. Папа остановился.

–Что ты говоришь? – поинтересовался он и наклонился ко мне поближе.

–Твои деньги у Вити, – сквозь слёзы проговорил я и всхлипнул. Мне даже не верилось, что он всё-таки остановился, но я был этому очень рад. – Они у него! Это точно!

–Кто такой Витя? – последовал очередной вопрос от папы.

–Мой одноклассник, – тихо ответил я и снова жалобно всхлипнул. С моих глаз продолжали течь слёзы, которые я просто не мог сдерживать. Голос мой предательски дрожал, но, чтобы ещё больше убедить папу в правдивости своих слов, я добавил: – Это он у меня их украл! Я это видел! – я, конечно, знал, что, когда снова встречусь с Витей, он меня непременно побьёт за то, что я его сдал, но лучше пусть он меня будет бить, чем папа. Ведь удары папы гораздо сильнее, чем Витины. И может хотя бы ему он отдаст деньги. А, если не отдаст, то мне точно конец, но я хотя бы смогу немного полежать спокойно перед тем, как папа меня убьёт.

–Вот это другое дело! – кивнул папа и улыбнулся. – Так и надо было сразу. А то надо все слова палкой из тебя выбивать в прямом смысле слова! – после этого папа выпрямился. – Но попробуешь ещё раз меня обмануть, и я тебя прибью! Понял меня?! – спросил напоследок папа, и я тут же закивал, боясь, что папа снова меня может ударить, а ведь у меня итак без этого каждая часть тела просто горела.

Только после этого папа кивнул, как бы веря мне, равнодушно перешагнул через меня и, кинув палку на пол, плюхнулся в кресло. Он, как ни в чём небывало, включил телевизор и, удобно усевшись, начал смотреть очередной фильм. Ему даже было неинтересно, как я, и могу ли я хотя бы подняться, а я даже пошевелиться не мог, ни то чтобы подняться. Мне казалось, что папа переломал мне все кости, но я понимал, что, если бы папа переломал мне кости, то боль была бы ещё сильнее. Папа уже однажды ломал мне рёбра, и эта боль была настолько ужасной и сильной, что я орал вплоть до того, пока меня не привезли в больницу и не вкололи мне обезболивающее. Тогда папа соврал, что я типа неудачно упал, и все ему поверили, а я говорить что-то не решился, потому что боялся, что, если мне не поверят и папа меня привезёт обратно домой, то дома мне опять крепко попадёт. Но хотя бы после этого случая папа около месяцев трёх меня не трогал и я мог спокойно лежать в своей комнате и наслаждаться тем, что меня никто не бьёт.

Сейчас же боль была не такой, как тогда. Да она была сильной, даже очень сильной… Мне было очень трудно её терпеть, и я даже не мог двигаться, но, скорее всего, я не мог двигаться из-за того, что у меня совсем не осталось сил. Вчера папа избил меня, сегодня одноклассники побили меня и потом снова папа, а ещё эти «пробежки» и я уже давно нормально не ел. Меня мучил сильный голод, но избавиться от него, как и от боли, я не мог. А просить папу дать что-нибудь поесть было бы глупо.

Я помню, как один раз после очередного избиения, почувствовал вкусный запах, который шёл от кухни. Понятное дело, я тут же поднялся с кровати и, не смотря на боль, я поплёлся на кухню, прихрамывая на правую ногу. Папа в тот день по этой ноге сильно ударил, и нога ужасно опухла. Я две недели не мог ходить в школу из-за опухшей ноги. Пройдя на кухню, я увидел, что папа ест вкусную курицу. Как же от неё вкусно пахло! Мне так хотелось съесть хотя бы маленький кусочек от этой курицы, но, когда я попросил у папы кусочек, он скривился и спросил, заслужил ли я этот кусок. А потом он меня просто прогнал в комнату и съел всю курицу сам, а я был вынужден лежать в комнате и пускать слюнки от этого вкусного запаха. Конечно же, я после того, как папа улёгся спать, в мусорном ведре нашёл всё, что осталось от курицы. Я обгрыз все кости и съел всё мясо, что осталось на костях, но этого всё равно было мало. Папа пожалел для меня маленький кусочек курицы, и это означало, что ему на меня вообще всё равно и я для него просто груша для битья, на которую можно выпустить свою злость.