Жизнь в балете. Семейные хроники Плисецких и Мессереров

«Дорогая Мамуся! Я пишу тебе специальное письмо, чтобы рассказать тебе, что была сегодня в Большом театре. Сегодня был балет „Лебединое озеро“. Ося был принц, а Ира Тихомирнова лебедь.

Ося танцевал так, что всю вариацию III его акта танцевал под аплодисменты. Из буфетов приходили служанки и говорили, что пришли на него посмотреть. Это все было гениально. Нельзя этого написать. Если бы был бог, то он бы не смог даже ни одного движения сделать, как Ося. После конца полна улица была народу, букеты и корзины цветов.

Когда он кончал вариации в III акте, у них там есть кода, то его вызывали восемь раз. После конца тоже семь раз. Ира очень хорошо танцевала, как настоящий лебедь. ОН ГЕНИЙ. Но это для него мало сказать и написать. Прыжок у него на метр или два в вышину, и там в воздухе, как ангел делал, что хотел с собой.

Мамуся, что это за гений. И с ним так поступили. Ермолаеву дали ставку выше, чем ему. А теперь, когда он так станцевал, то Захаров, стерва проклятая, пришел его хвалить.

Ну мамуся, а Миту этот же Захаров поставил во второй состав в „Кавказском пленнике“. А Лепешинскую в первый состав.

Пока нового больше ничего нет.

Привет Азарику».

В 1984 году не стало Ирины Тихомирновой. Она не сумела побороть онкологию. Чтобы как-то отрешиться от горьких мыслей, Асаф взялся за переиздание своей книги «Танец. Мысль. Время». И, конечно, продолжал давать ежедневные классы. Всякий раз, спускаясь по Тверской к Большому театру, он непременно заходил к нам. Мама поила его чаем, расспрашивала о работе… Я очень любил заставать Асафа у нас.

Он с большой любовью продолжал относиться к Анели. В последние годы часто навещал ее, чтобы вместе пообедать. Она готовила его любимые блюда, красиво сервировала стол… После обеда Асаф Михайлович подолгу сидел в уютной гостиной их бывшей общей квартиры, разговаривал, иногда напевал мотивы из балетных спектаклей, рассказывал о своих поездках за рубеж…

Асафа не стало в 1992 году. Анель пережила его на десять лет.

Борис и Белла

Благодаря ремонту, который мы как-то затеяли в своей квартире, удалось совершенно случайно обнаружить на книжной полке давно потерянную книжку Бориса Житкова «Что я видел», впервые опубликованную в 1939 году. На форзаце красуется дарственная надпись: «Почти самому младшему братику от Бори. 1843 год». Боря ошибся на целых сто лет, чем очень насмешил всех. Пожалуй, это самый первый автограф в жизни знаменитого ныне театрального художника Бориса Мессерера, моего двоюродного брата.

Боря в детстве главным образом дружил, конечно же, с моим старшим братом Аликом, с которым была небольшая разница в возрасте — всего два года. Я был гораздо младше, и, разумеется, старшие меня в свою компанию не принимали. Однако я всюду упорно таскался за ними.

Прекрасно помню, как к Новому, 1943 году Борис у себя дома собирал друзей. Алик, понятное дело, был приглашен. Нас же вместе с Наумом Мессерером, другим моим кузеном, как самых маленьких, оставили дома. Помаявшись некоторое время в четырех стенах, мы с Номой пришли к выводу, что праздник без нас не удастся. Поэтому собрались, как смогли, и без приглашения отправились к Борису, благо идти было недалеко. Конечно, Анель Алексеевна, мама Бориса, очень удивилась, увидев нас на пороге. Но, несмотря на не самый праздничный вид непрошеных гостей, за дверь не выставила и провела в комнату. Тогда-то я и получил в подарок от Бори книгу Житкова, которая стала моей настольной.

Борис для меня был непререкаемым авторитетом. Мне нравились в нем раскрепощенность и независимость, нестандартность суждений по любому поводу. Словом, с малолетства он формировался как очень заметная и яркая личность.