Жизнь в четырех собаках. Исполняющие мечту

С первого дня возвращения и до года в отношениях со мной Анфиса использовала одну манеру, которой не обладала прежде и утратила, повзрослев. Значение этой мимолетной манеры девочки мне неведомо до сих пор. Изредка, когда мое лицо оказывалось перед мордочкой Анфисы, девочка протягивала правую переднюю лапу и подушечкой упиралась в мой лоб. Ее серьезный взгляд погружался в сокровенные глубины моего духа. На какой-то миг я исчезала из этого мира и растворялась в глазах девочки. В эти мгновения я жила только в них. Не знаю, что это было, но в те краткие отрезки времени я испытывала высшее отдохновение и вселенский покой.

Возвращаясь с работы, я знала, что меня снова будет встречать Анфиса. На мой звонок она расталкивала стремящихся к входной двери кобелей, оттесняла их и заслоняла собой. Когда я входила, девочка со всем пылом любви кидалась навстречу. Она забрасывала мне на плечи передние лапы и страстно меня расцеловывала, будто мы расстались не утром, а вечность назад. Как всегда, Сармат и Наян терпеливо ожидали своей очереди, переминаясь с ноги на ногу позади Анфисы, и поскуливали в предвкушении приятных объятий с хозяйкой. Подобные встречи отныне и вновь были гарантированы каждому члену семьи, и каждому они были необходимы, как хорошее давнее правило, как нежно волнующее душу и некогда отнятое ощущение, как сама любовь…

Я и Мила были на постоянной телефонной связи в ходе взросления Анфисы. Мила курировала ее развитие. Наша связь и кураторство Милы не прервались и сейчас, когда Анфиса приближается к своему двухлетию. Они идут через Интернет и наши с Милой сердца, которые бьются в такт прекрасным и любящим сердцам русских псовых борзых.

В три месяца — после очередной прививки — Анфиса увидела родные поля ее первой жизни. Муж на руках перенес девочку через дорогу, отделявшую вольную природу от городской цивилизации. Войдя в лесопосадку, он опустил Анфису на знакомую тропинку.

Анфиса задрала голову. Глядя на кроны деревьев, она полной грудью стала вдыхать воздух родины. Ноздри ее часто двигались, ребра ходили ходуном, веки были прикрыты, а мордочка светилась радостным узнаванием. «Я дома», — мечтательно думала Анфиса. «Ты дома», — шептали ей травинки, деревья и ветер.

Анфиса опустила голову, открыла словно только что прозревшие глаза и с силой потянула за свой слабый щенячий поводок. Она тянула по тропинке вперед — в сторону поля. Миновав лесопосадку и очутившись перед большим квадратом степной травы и диких цветов, огражденным деревьями, борзая девочка принялась вырываться из ошейника.

Я отстегнула поводок, и Анфиса бесстрашно влетела в траву и цветы. Они были высокими, почти скрывали девочку, тормозили ее бег, но Анфиса не сдавалась. Она никогда не сдавалась. Маленькая борзая скакала, высоко выпрыгивая над разнотравьем, и покоряла цветущий простор.

Осилив четверть поля по прямой, Анфиса резко развернулась и устремилась обратно — в нашу сторону. Создавалось впечатление, что эта белоснежного окраса борзая малышка — ангелочек, порхающий, как бабочка, над травинками и цветочками. В то же время Анфиса галопировала столь стремительно, что у нас с мужем рябило в глазах и захватывало дух. Анфиса бежала так, как бегала прежде. Девочка на полном скаку делала поворот под углом в девяносто градусов и бежала дальше, не потеряв скорости. Ее ушки соединялись на затылке, и их кончики перехлестывались. Казалось, что ветер треплет во все стороны ее гибкое, тонкое, длинное правило, но это было обманчивым впечатлением. Хвост Анфисы делал свое дело: он рулил и задавал скоростной азарт.

Не добежав до нас двух метров, Анфиса ринулась в другую часть поля, где разнотравье было особенно высоким, и застряла в непролазной для нее чаще. Поневоле остановившись, Анфиса разозлилась на недружелюбные травяные кустики, которые не желали ее пропускать. Она била по ним лапой и грозно рычала. Девочка с яростью сгрызала верхушки стеблей и сплевывала их — ничего не помогало. Только окончательно убедившись в том, что она пока не готова покорить свое поле целиком, Анфиса продолжила беготню взад-вперед по тропинке вдоль стены из травы.

«Как похожа! Бежит, как наша Фиса!» — сказал супруг. Он уже любил этого махонького белого ангелочка, лелеявшего в нем память об Анфисе. Я же любила в малышке саму Анфису. Мужу еще предстояло убедиться, что его воспоминание и реальность — одно и то же.

В лучах бледных тонов осеннего солнца и на фоне еще ярко-зеленой сентябрьской листвы белизна псовины Анфисы выглядела безупречной. Наш крошечный борзой ангел по пути сорвал с кустарника на обочине лист и с аппетитом сжевал на бегу. Мы с мужем переглянулись и засмеялись: этот вид кустарника обгладывали все наши собаки, и Анфиса не являлась исключением. Память ее души с радостью возрождала в новом теле незабываемые привычки.