Два года прошли незаметно в учёбе и невинных развлечениях на балах, которые устраивались по престольным праздникам в семинарии и других учебных заведениях, куда всегда приглашали юных семинаристок, или на дружеских вечеринках в благородных домах – куда этих же семинаристок приглашали знакомые студенты учительского института.
Молодые девушки беззаботно веселились на этих встречах, а многие удачно знакомились, заводили безобидные романы, которые часто заканчивались венчанием в церкви, и, не доучившись, эти девушки покидали семинарию и посвящали себя семейным заботам под опекой мужа.
Надя первоначально избегала этих развлечений и посвящала всё свободное время учёбе, но на исходе второго года успехи в учёбе и отсутствие тёткиной власти вытолкнули и её в водоворот развлечений губернского города. Здесь было и офицерское собрание, где устраивались танцевальные вечера, и молодые офицеры вальсировали с юными семинаристками: некоторые из них меняли долю земской учительницы на статус офицерской жены и разъезжались по гарнизонам всей России.
На одном из таких вечеров в офицерском собрании к Наде, стоявшей в окружении подруг, подошёл немолодой уже мужчина лет сорока и предложил тур вальса, на что она охотно согласилась. Вальсируя, партнёр представился ей художником и сказал, что такая удивительно миловидная девушка обязательно должна быть запечатлена им на полотне, чтобы и другие любители прекрасного могли любоваться ею.
– Я как раз пишу картину из древнегреческой жизни и прошу вас позировать в образе греческой богини любви, – настойчиво предлагал художник, представившийся Дмитрием Пеговым.
– Моя мастерская совсем неподалёку от учительской семинарии, и вам нетрудно будет уделить мне несколько раз по паре часов, чтобы написать ваш портрет и этот портрет я потом выставлю на своей выставке, организацией которой я сейчас занимаюсь. Надя ничего не ответила на предложение художника, хотя и была польщена его предложением.
Художник этот был среднего роста, узкого телосложения с рыжеватой бородкой клинышком и зачёсанными назад длинными волосами. Из-под низкого лба глядели бесцветные, близко посаженные глазки, и никакого интереса он в девушке не возбудил, кроме интереса к профессии.
Танцевальный вечер закончился, и Надя с подругами ушла в свой пансион, а через несколько дней этот художник встретил Надю у семинарии, когда она возвращалась с занятий одна.
– Наденька, я уже не чаял вас увидеть снова, – вкрадчиво сказал художник. Ваш образ постоянно стоит у меня перед глазами, и я непременно должен написать ваш портрет. Не отказывайте мне сразу, а давайте пройдём в мою мастерскую, где я покажу вам свои работы, и вы решите мою судьбу как художника.
Время было дневное, знакомством с художником можно было прихвастнуть перед подругами, и Надя согласилась посмотреть мастерскую, тем более, что никогда ещё не общалась с людьми искусства, которые из книг казались ей необыкновенными и загадочными. Идти оказалось не так близко, как говорил художник, но через полчаса они подошли к двухэтажному домику с мансардой, где и находилась мастерская художника.
– Понимаете, Наденька, заниматься искусством в наше время – неблагодарная задача: люди не познают высоких творений живописи, а потому завистливы и невежественны, но такая тонкая натура, как вы, несомненно разглядит в моих полотнах мастерство художника.
Они поднялись по скрипучей лестнице, что снаружи дома вела на мансарду, художник открыл ключом дверь и, пропустив вперёд Надю, быстро оглянувшись, закрыл дверь за собой.
В мастерской: если так можно было назвать небольшую комнату с окном во всю стену, в хаотичном беспорядке были расставлены холсты с начатыми набросками картин или просто покрытые грунтом для дальнейшей работы. Станки с подрамниками стояли тут и там. В комнате был большой стол, весь заставленный красками в баночках и флаконах, здесь же валялись кисти и заляпанные красками тряпки.
У стены стоял широкий диван с подушками вместо подлокотников. В углу на столике стоял самовар, труба которого выходила наружу, а на полке виднелись несколько бутылок с вином.
Вот, Наденька, место моего творчества, – оживлённо говорил художник, – иногда здесь и ночую, а кушаю в трактире, что неподалёку. Есть у меня и квартира в городе, но там скучно одному жить и писать невозможно – краски запах дают, и соседи жалуются.
Надя с интересом рассматривала полотна, ничего не понимая в живописи, а художник тем временем быстро набросал карандашом рисунок на бумаге и показал Наде. Она узнала на рисунке себя в какой-то тунике и зачёсанными назад волосами. – Я так вижу вас, Наденька, в образе греческой богини, – пояснил художник.
– Подарите этот рисунок мне, – попросила Надя, – Дмитрий, как вас по отчеству?
– Зачем же по отчеству, – возразил Дмитрий, – зовите меня просто Дима, ведь художники не имеют возраста и юны душой, лишь их творения старятся, и чем старше картина, тем она, зачастую, ценнее. Мы, художники, ценимся лишь после смерти, а это несправедливо.