Известие, о замужестве, девушки, с которой он сдружился прошлым летом, не сильно огорчило Ивана, но вызвало сочувствие к Даше: замуж ее выдали насильно и как живется ей с постылым мужем он не представлял, но образ лохматого и бородатого мужика, который мнет и тискает стройное тело Даши, виданное Иваном в полной наготе, был ему неприятен.
Оказалось, что отец – Петр Фролович, этой весною время зря не терял и через волостного старосту и своего товарища по службе, списался с городским училищем в городе Орше, – что в семидесяти верстах от села, и договорился о дальнейшей учёбе Ивана. Это училище имело при себе четырехлетние курсы подготовки учителей для классов земских и церковно – приходских школ: именно то, что и нужно было Ивану. Теперь, со свидетельством на руках об окончании полного курса земского училища, Иван, без испытаний, может продолжить учебу на учительских курсах при городском училище.
У Ивана были мечты окончить гимназию в Могилеве за два года и после поступить на учебу в университет Московский, но такое обучение требовало денег, которых у отца не было и пришлось согласиться на отцовское предложение.
– Закончишь курсы, поработаешь учителем пару лет, если жив буду и братья твои помогут, поступишь в университет или, как мне сказали, в Вильненский учительский институт – тоже высшее образование заслужишь с правом учительства в гимназиях и городских училищах, – подсказал отец. Но том и порешили, и Иван остался, на лето у отца набираться сил перед новой учёбой.
Два месяца Иван провел у отца в полном безделии. Друзей – приятелей на селе у него не было, девушек по соседству тоже не оказалось, да и кто из мужиков на селе разрешит своей подросшей дочери встречаться с заезжим молодцом, который приехал и уехал, а слава дурная за девушкой на селе останется: иди потом, доказывай, что дочка ходила с этим городским барчуком собирать ромашки на лугу и больше между ними ничего не было.
В погожие дни Иван ходил на реку, сидел на берегу с удочкой и посматривал с обрыва, как ребятишки купались голышом и гоняли по заводи голых девочек, ничуть не стесняясь, своей наготы. Им было по семь – десять лет не больше, стеснительность приходит позже – к двенадцати годам, а в тринадцать лет девочкам и вовсе запрещается, сельским обычаем, находиться наедине со сверстниками: так начинает соблюдаться девичье целомудрие.
Иван с завистью смотрел на купающуюся мелкоту: когда – то и он с друзьями вот так же беззаботно плескался в этих заводях. С той поры минуло десяток лет, он уже взрослый, почти, а все его друзья давно занимаются тяжелым крестьянским трудом, помогая в семье обеспечить пропитание себе, старикам и детям, пока сами не обзаведутся семьями.
Прошло десять лет, но ничего на селе не изменилось в жизни: на реке плещется детвора не старше десяти годков, а все остальные дети трудятся вместе с взрослыми в полях и огородах, на заготовке леса и дров, на сенокосе и в прочих местах, где требуются крестьянские руки.
В ненастные дни Иван валялся на диване в гостиной с книжкой в руках, перечитывая вновь и вновь всю отцовскую библиотеку и свои книги, что привез от тетки Марии. Незаметно, под шум дождя, он засыпал, роняя книгу на пол, и часто ему снились сны, как он встречался с крестьянкой Дашей в прошлом году, или же ему являлась во сне подруга прошлой зимы – Маша, но обе они со смехом уворачивались и исчезали в сонной пелене, когда Иван пытался обнять какую – либо из них. Он просыпался вспоминал сон, потом вспоминал по очереди обеих девушек, каждая из которых могла бы стать его суженной, если бы он был старше возрастом и жил самостоятельной жизнью.
В августе месяце, отец отдал Ивану рекомендательное письмо к своему сотоварищу по армейской службе с просьбой помочь, при необходимости, своему сыну Ивану для устройства на курсы учителей.
– Я с тобой, Ваня, нынче не поеду – учись сам устраивать свою жизнь, тебе уже шестнадцать годков, я в твоем возрасте юнкером был и мой отец, Фрол Фаддеевич, ничуть мне не помогал, – сказал Петр Фролович в назидание сыну. – На почтовых перекладных, ты в два дня доберешься до места, остановишься поначалу в пристанционном гостевом доме, сходишь в училище насчет устройства, а затем переберешься в пансион при училище или к моему приятелю на время.
На этом отцовское напутствие закончилось и сосед, как обычно, отвез Ивана в уезд, оттуда юноша с попутным извозчиком добрался до Орши, переночевал в привокзальных номерах и утром явился к смотрителю училища справиться о зачислении на курсы учителей. Смотритель был на месте и разобрал бумаги Ивана: об окончании училища, метрику о рождении, дворянскую грамоту и письмо отца о согласии на обучение сына на учительских курсах, поскольку Иван, будучи несовершеннолетним, еще не мог самостоятельно принимать такие решения.