Читаем Жизнь в эпоху перемен. Книга вторая полностью

Беглецов отправили в ИЗО, колонну наказали половинным снижением пайка на целый месяц, так что пришлось покупать продукты в лагерном магазине, чтобы не отощать. Благо деньги водились почти у всех, за исключением проигравшихся в карты, поддавшись на уговоры лагерных шулеров. Такие игры постоянно велись в выходной день, но Иван Петрович и Миронов никогда не принимали в них участия.

В мае наступила жара, и сразу же появился таёжный гнус: смесь мошкары, комаров, слепней и еще каких-то кровопийц – насекомых, от которых не было никакого спасения, ни на работе, ни в бараке. Мошкара забивалась под одежду в укромные места и в кровь искусывала тело, дырявя кожу долго не заживающими саднящими ранками. Местный зэк – охотник, говорил что если оставить голого человека привязанным к дереву, то за один день гнус высосет из него всю кровь , так что останется только мумия.

Спасение от гнуса нашлось на шпалопропиточном заводе, где начали применять новый состав для пропитки шпал от гниения – креозот. Запаха этого креозота гнус не терпел, и все зэки начали мазать открытые места на лице и руках и слегка сбрызгивали креозотом на одежду, чтобы отпугивать гнус. Это помогло: хотя кожа опухала и шелушилась, но все же лучше, чем гнус.

Иван Петрович навестил отдел по колонизации, чтобы справиться о своем деле. Документы от жены Анны на согласие по колонизации пришли, но лагерное начальство распорядилось временно приостановить рассмотрение дел до прибытия новых партий заключенных взамен освобождаемых на колонизацию. Кроме того, колонист должен был сам подыскать себе место жительства и подходящую работу и получить согласие местных властей на проживание, что из лагеря сделать было весьма трудно.

Иван Петрович написал об этом жене, и та начала писать письма во все поселки Амурской области, какие только смогла отыскать на карте, с предложением работать у них учителями вместе с мужем бывшим заключенным, но ответа пока не поступило ни одного.

Отстроенный лагерь заселили почему-то вновь прибывшими заключенными, которые стали работать на лесоповале, а 4-я колонна занялась, наконец, строительством вторых путей Транссиба. Кое-где такие пути уже были построены, и требовалось соединить эти куски в единый путь, чтобы на всем протяжении могли ходить поезда в обоих направлениях, без отстоя на разъездах, пропуская встречный поезд.

Основная часть колонны работала на отсыпке полотна. Грунт для отсыпки брали в местном карьере, куда проложили узкоколейку и вагонетками, вручную подвозили грунт к железке и подсыпали его к действующей насыпи, отходя в сторону, когда мимо мчался состав с пыхтящим паровозом во главе, о приближении которого предупреждали сигнальщики на обоих концах строящегося участка пути.

После отсыпки участка полотна, его уминал гусеничный трактор, приданный в помощь строителям, сверху укладывалась щебенка, на которую укладывались шпалы. На шпалы заносились рельсы, прибивались к шпалам, заезжал маневровый паровоз с гружеными вагонами, путь оседал под их тяжестью и тогда зэки вновь подсыпали грунт до подъема нового пути на уровень действующей колеи.

Работа была, конечно, тяжелая, но с частыми перерывами на пропуск поездов, а потому и норма выработки всегда ставилась от выполненного объема, что обеспечивало приличное питание по пайку для успешно работающих.

В июне, Иван Петрович как-то отпросился от работы у воспитателя на прием к фельдшеру, жалуясь на больную ногу, колено которой всё в шрамах от операций после давнего ранения, опять распухло и покраснело.

Фельдшер осмотрел колено, дал какой-то мази и посоветовал впредь туго бинтовать колено перед работой, ходить только прямо и постараться меньше приседать.

Советы были дельные, но глупые для зэка: работать приходилось, там, где заставляли, а уж надо будет приседать или нет – как потребуется. Ещё фельдшер дал кусок холста для бинтования ноги и показал, как надо делать повязку.

Иван Петрович поблагодарил, и пошел было назад в барак, принять участие в уборке помещения, как заболевший, но передумал и направился в парикмахерскую, где ему подстригли голову по опушкам лысины и побрили бороду, которую он отрастил за зиму, для защиты от мороза и, как оказалось, от гнуса борода тоже помогала. Стрижка и бритье обошлись ему в 5 рублей, поскольку парикмахер был из вольнонаемных и услуга платная.

После парикмахерской он зашел в отдел колонизации, где снова посоветовали ждать решения сверху, а ещё лучше, чтобы он сам написал в Москву в НКВД: он не враг народу, и ему должны пойти на– встречу.

Вернувшись в барак, Иван Петрович принялся писать письма в НКВД, Калинину, который был тогда руководителем Советов и ещё он написал знакомому большевику – Гиммеру, который хотя и был уже на персональной пенсии, но имел влиятельных знакомых и вполне мог бы помочь в деле колонизации.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Рыбья кровь
Рыбья кровь

VIII век. Верховья Дона, глухая деревня в непроходимых лесах. Юный Дарник по прозвищу Рыбья Кровь больше всего на свете хочет путешествовать. В те времена такое могли себе позволить только купцы и воины.Покинув родную землянку, Дарник отправляется в большую жизнь. По пути вокруг него собирается целая ватага таких же предприимчивых, мечтающих о воинской славе парней. Закаляясь в схватках с многочисленными противниками, где доблестью, а где хитростью покоряя города и племена, она превращается в небольшое войско, а Дарник – в настоящего воеводу, не знающего поражений и мечтающего о собственном княжестве…

Борис Сенега , Евгений Иванович Таганов , Евгений Рубаев , Евгений Таганов , Франсуаза Саган

Фантастика / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Альтернативная история / Попаданцы / Современная проза
Ад
Ад

Где же ангел-хранитель семьи Романовых, оберегавший их долгие годы от всяческих бед и несчастий? Все, что так тщательно выстраивалось годами, в одночасье рухнуло, как карточный домик. Ушли близкие люди, за сыном охотятся явные уголовники, и он скрывается неизвестно где, совсем чужой стала дочь. Горечь и отчаяние поселились в душах Родислава и Любы. Ложь, годами разъедавшая их семейный уклад, окончательно победила: они оказались на руинах собственной, казавшейся такой счастливой и гармоничной жизни. И никакие внешние — такие никчемные! — признаки успеха и благополучия не могут их утешить. Что они могут противопоставить жесткой и неприятной правде о самих себе? Опять какую-нибудь утешающую ложь? Но они больше не хотят и не могут прятаться от самих себя, продолжать своими руками превращать жизнь в настоящий ад. И все же вопреки всем внешним обстоятельствам они всегда любили друг друга, и неужели это не поможет им преодолеть любые, даже самые трагические испытания?

Александра Маринина

Современная русская и зарубежная проза