Иван Петрович вполне обжился в лагере и часто сравнивал свою жизнь в лагере с окопной жизнью на фронте, когда их часть длительное время стояла в одном месте и обустроила блиндажи под постоянное жилье.
В работе появилась сноровка, и тяжелый труд на строительстве железной дороги уже не казался изнурительным, да и результаты труда были очевидны, медленным, но постоянным приращением второго пути Транссиба на перегонах между разъездами, где трудилась 4-я колонна.
Несостоявшийся переезд колонны в новый отстроенный ими лагерь тоже оказался кстати, потому, что бытовые условия жизни в большом лагере были лучше устроены, чем в этот филиале, где зэки жили не в отдельных кабинках, а в общих бараках с двухъярусными нарами, где не было отдельных мест для личных вещей.
Иван Петрович продолжал работать на общих работах и табельщиком его больше не ставили, хотя воспитатель фаланги и ходатайствовала о возвращении Ивана Петровича на лёгкие работы, но прораб возражал, не желая иметь грамотного помощника, в деле учета выполненных работ. Однако, в конце каждого дня, прораб отдавал заполненный им и подписанный наряд Ивану Петровичу для передачи его в бухгалтерию для учета выполненных норм выработки и начисления пайков питания всей колонне.
Обычно, Иван Петрович заходил в бухгалтерию по утрам, пока не подали состав для перевозки колонны к месту работы, передавал наряд учетчику и уходил, пока бухгалтерия обсуждала утренние новости из газет и радио, чёрные репродукторы которого, этим летом повесили в комнатах административного барака.
В августе все оживленно обсуждали начавшийся в Москве суд над троцкистско-зиновьевской бандой контрреволюционеров. Все ожидали: каков будет приговор этим заговорщикам, и пару раз Иван Петрович не удержался и высказал мнение, что этих врагов народа, как их именовала газета «Правда» не расстреляют, поскольку многие из них раньше занимали большие посты в партии и правительстве и имели заслуги перед партией, в революцию 1917 года и в гражданскую войну.
Учетчик из бухгалтерии всегда возражал Ивану Петровичу, говоря, что врагам народа не должно быть никакой пощады, иначе они снова будут вредить партии и государству. На том спор и заканчивался, но каждый оставался при своём мнении.
Трудно поверить, но два раза за лето Ивана Петровича выпускали из лагеря в город на почту за посылкой, потому что тёща Евдокия Платоновна забывала указать БамЛаг и писала в адресе только город Свободный. Ивану Петровичу давали в администрации справку, что это именно он, и по этой справке на почте ему выдавали посылку. Можно, наверное, было пытаться бежать с этой справкой, но он почему-то такой попытки не сделал.
В город, по каким-то надобностям, выпускали иногда и других заключенных, осужденные по уголовке за мелкие преступления, и никто из них не делал попытки бежать. Был даже случай, когда зэк, выпущенный в город тоже на почту, купил водки, напился и подрался в городе с милиционером, который с помощью других ментов связал этого зэка, доставил в милицию и был несказанно удивлен, что пьяный драчун является зэком из лагеря. Случай замяли, но выпускать в город стали реже и только таких спокойных и тихих, как Иван Петрович.
Наступила осень, которая не принесла никаких перемен, и Иван Петрович понял, что ему придётся ещё одну зиму провести в лагере. Он написал жене, что с колонизацией пока ничего не получается и попросил прислать теплых вещей: свитер, носки и рукавицы, чтобы не мерзнуть зимой при работах на открытом воздухе. Посылка с теплыми вещами пришла от тёщи в конце октября, когда холода ещё не наступили, и стояла теплая, тихая и солнечная дальневосточная осень.
В эти же дни куда-то исчез чёрный кот – друг и воспитанник Ивана Петровича. Все лето кот успешно охотился на мышей в бараке и за его пределами, иногда пропадал на день – два, по-видимому посещая другие бараки в поисках своих сородичей или подруги, но всегда возвращался. И вот уже неделю, как о коте не было ни слуха, ни духа. Иван Петрович в выходной день, после бани, прошелся по соседним баракам, расспрашивая зэков о чёрном коте, но никто его не видел и не мог сказать ничего определенного.
Контрреволюционную банду Каменева – Зиновьева, вместе с подельниками, к этому времени уже расстреляли, а в НКВД был назначен новый начальник – Ежов Николай Иванович, который обещал партии повести беспощадную борьбу с врагами народа, чтобы защитить завоевания социализма в преддверии принятия новой конституции СССР.
Конституция СССР Ивана Петровича не очень интересовала, но он рассчитывал на амнистию по поводу её принятия, тем более, что осужден он был, как уголовник, по лёгкой статье уголовного кодекса РФ за спекуляцию, и к врагам народа не относился. Однако пропажа кота очень огорчила Ивана Петровича, и он счёл это плохой приметой.
XIII