Читаем Жизнь в «Крематории» и вокруг него полностью

Итак, рубиловка шла по полной программе, и голоса звучали на повышенных тонах. В административных просчетах меня обвинить было уже невозможно, а потому Григорян решил нанести удар ниже пояса:

– Почему ты обманул участников своего сольного альбома и не заплатил им денег?

Конечно, он имел в виду лишь одного бывшего участника группы «Дым», участвовавшего в записи пластинки «Для умного достаточно», а именно Андрея Мурашова – ныне гитариста «Крематория». Свое отношение к другим участникам моего сольного проекта, кстати бывшим членам «Крематория» Сергею Пушкареву и Вадиму Саралидзе он показал при подготовке к концерту Десятилетия, даже не пригласив их туда. Вообще, этот его выпад по поводу никак не касавшейся его группы «Дым» явственно показывал, что никаких сколько-нибудь реальных претензий ко мне у него не было. Но остановиться, тем самым признав свою неправоту, он попросту не мог.

Когда мне наносят удар ниже пояса, я готов, как тот «мирный советский трактор» из известного анекдота, «нанести ответный удар »из всех видов штатного вооружения, а потому я парировал этот его выпад аналогичным:

– Обманываю не я, а ты! Кто не заплатил Третьякову и Сараеву за изданную фирмой «Винсент» кассету «Зомби»?

Пожалуй, к такому обороту событий Армен не был готов. Одно дело – самому предъявлять обвинения кому-то, и совсем другое – отвечать на чужие претензии, предметные и подготовленные.

– Они получили эти деньги!

– А Сараев утверждает совсем другое. Что денег за кассету «Зомби» он не получал. Кстати, мы можем спросить у него самого.

Армену ничего не оставалось делать, как согласиться с моим предложением. Позвали Андрея Сараева, и Армен задал ему вопрос:

– Андрей, помнишь, ты получил деньги за кассету «Зомби»?

– Нет, -ответил Сараев, – зато мне подарили кассету!

– Ты вспомни, Андрей, эти деньги я передал тебе во время репетиции.

– Я точно не получал, Армен! – стоял на своем Андрей.

Постороннему наблюдателю ситуация могла бы показаться абсурдной и даже комической, если бы не существовало определенной предыстории. Тем не менее, Григорян настойчиво, вновь и вновь продолжал задавать Андрею один и тот же вопрос в разной форме. Ответ Сараева не менялся. Лишь на восьмой или девятый раз он «вспомнил»…

Не знаю, как чувствовал себя Армен, но я был просто опустошен. Продолжать наш разговор уже не было смысла, тем более что все уже было сказано, и через несколько минут мы с Оразовым вышли из купе Армена. Вышли уже не участниками группы «Крематорий», а свободными людьми, пусть даже безработными. Нам было не привыкать начинать жизнь сначала. И, главное, мы с Михаилом ни о чем не жалели, как не жалеем об этом и сегодня…

Как-то после моего первого ухода из «Крематория», в 1988 году, ушедший вместе со мной скрипач Вадим Саралидзе сказал: «Армен помешал нам сделать из него «звезду»!». Это являлось правдой, и мы понимали, как много тяжелого труда квалифицированных в своем деле музыкантов надо еще приложить к композиторскому таланту Григоряна, чтобы конечный результат засверкал идеальными гранями. Не понимал этого только он сам… Пожалуй, на сей раз мы с Михаилом могли бы повторить ту же самую фразу. Два крепких профессионала – каждый в своей области, – умеющие работать и достигать успеха, были не нужны лидеру группы только из-за того, что каждый из них был личностью, а не холуем…

Казалось, после столь тяжелого разговора уснуть будет не так-то просто, но вышло все наоборот. После того как мы с Михаилом вполголоса обсудили все подробности «беседы», я провалился в небытие и проспал до утра как младенец. Видимо, любое решение проблемы все же лучше, чем неустойчивое равновесие.

И еще одно. Хотелось бы надеяться, что хотя бы тот резкий разговор изменил отношение Армена к своим работникам, а Андрей Сараев и Серега Третьяков получили впоследствии те свои деньги или хотя бы их часть.

Глава L. ПОСЛЕДНИЕ ВСТРЕЧИ

После возвращения в Москву мы с Арменом встречались лицом к лицу только два раза. Дело в том, что у нас уже был «заряжен» акустический концерт в подвальчике на Курской. «Крематорий» явился туда в полном составе, приехал и я. Однако, как ни странно, было продано всего несколько билетов, так что выступать не было никакого смысла. В маленькой комнатке за сценой мы и переговорили по поводу окончания всех наших совместных дел. Я должен был получить свою долю из денег, на которые мы выпускали «крематорские» майки, и забрать 20% оставшихся пластинок «Двойного альбома». Кроме того, я должен был сдать Армену печать АОЗТ «Крематорий». Мы договорились, что произведем все эти действия во время моего специального посещения их ближайшей репетиции. На самом деле в ту встречу на Курской я сделал Григоряну последнее компромиссное предложение.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев спорта
10 гениев спорта

Люди, о жизни которых рассказывается в этой книге, не просто добились больших успехов в спорте, они меняли этот мир, оказывали влияние на мировоззрение целых поколений, сравнимое с влиянием самых известных писателей или политиков. Может быть, кто-то из читателей помоложе, прочитав эту книгу, всерьез займется спортом и со временем станет новым Пеле, новой Ириной Родниной, Сергеем Бубкой или Михаэлем Шумахером. А может быть, подумает и решит, что большой спорт – это не для него. И вряд ли за это можно осуждать. Потому что спорт высшего уровня – это тяжелейший труд, изнурительные, доводящие до изнеможения тренировки, травмы, опасность для здоровья, а иногда даже и для жизни. Честь и слава тем, кто сумел пройти этот путь до конца, выстоял в борьбе с соперниками и собственными неудачами, сумел подчинить себе непокорную и зачастую жестокую судьбу! Герои этой книги добились своей цели и поэтому могут с полным правом называться гениями спорта…

Андрей Юрьевич Хорошевский

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное