Читаем Жизнь в «Крематории» и вокруг него полностью

Как реанимированный алкоголик спустя месяц начинает снова хлестать без продыху, так и мы, не успев окончательно воскреснуть, ударились во фракционные игры. Все понимали, что необходимо привлечь в группу новых музыкантов (мы все еще выступали под ритм-компьютер). Но выбрать что-то реальное не получалось: все кандидаты Армена отводились остальными участниками группы из-за низкого профессионального уровня; мои же протеже по разным причинам браковались Арменом, видимо считавшим, что они ослабят его влияние в команде. В результате мы сами себя довели до цейтнота. Множество новых вещей старым составом мы могли только испортить, так как ограниченность инструментария превращала серьезно задуманные композиции в претенциозные опыты, не подкрепленные исполнением. Так, на сезонном лабораторском фестивале 1986 – 87 гг., проходившем в июне 1987 года, мы исполнили пять новых песен (две принадлежали Армену, три – мне). Репетировались его и мои песни уже отдельно, потому что мы с Арменом перестали разговаривать и даже здороваться. Кстати, много позже я узнал, что такую же форму принимали отношения музыкантов самых известных западных групп, даже таких как, «Rolling Stones» и «Beatles». Но в их случае разойтись окончательно они не могли из-за связывающего их контракта. Мы же могли разбежаться в любой момент, что вскоре и произошло… На фестивальном концерте я автоматически приделывал второй голос в песнях Армена, одновременно играя что-то на электрогитаре. В моих же вещах (кстати, уже в других аранжировках эти три вещи вошли в первый студийный альбом группы «Дым» 1989 года – он назывался «Sapienti Sat», что в переводе с латыни означает «Для умного достаточно» ) Армен вообще уходил к заднику и что-то играл, хотя, по-моему, не знал даже аккордов. Всю нагрузку по сольным партиям свалили на две скрипки (Саралидзе опять был в строю). Да, «Крематорий» того состава исчерпал все, на что был способен, а договориться о дальнейшем мы не могли, да и не хотели… Между прочим, запись этого концерта очень широко разошлась по стране, ведь наряду с пятью уже известными песнями на ней присутствовало и пять абсолютно новых. Одна из песен Армена называлась «2001 год», и через девять (!) лет, в преддверии конца тысячелетия, он перезапишет ее на альбоме «Гигантомания»…

Начался странный период: я с Саралидзе и Пушкиным, добрав новых музыкантов – гитариста Андрея Мурашова и барабанщика Александра Соломатина, вовсю репетировали программу моих новых вещей (в дальнейшем этот коллектив стал называть себя группой «Дым»). Армен тоже не терял времени и работал с Россовским и Пушкиным (Серега разрывался на два фронта). Они взяли в свой коллектив в качестве гитариста нашего общего знакомого, а также нашли в группе «Танграм» барабанщика Андрея Сараева. Обе команды готовили новые программы. Но самое смешное заключалось в том, что «Крематорий» формально еще существовал. В октябре группа вместе с десятком других команд рок-лаборатории прошла тарификацию (была и такая!) Главного управления культуры СССР, и мы получили документы «профессиональных» музыкантов. О концертах в старом составе никто не помышлял, да их и не было.

Свое «затворничество» мы согласились нарушить лишь однажды – Хирург попросил нас выступить на своей свадьбе. Кроме нас, играли «Вежливый отказ» и западноберлинская группа «PND», приехавшая вместе с Сашиной невестой Мартиной. Должна была приехать подружка невесты, известная всему миру Нина Хаген, но что-то помешало ей прибыть вовремя. Все это пьяное безобразие – не сама свадьба, а выпрашивание у «бундесов» барахла и пластов самой гнусной частью тусовки – происходило в арендованном на ночь кафе где-то в Бибирево. Именно это неофициальное выступление стало последним концертом «золотого» состава «Крематория»:

Армен Григорян – музыка, тексты, гитара вокал;

Виктор Троегубов – музыка, тексты, гитара вокал;

Сергей Пушкарев – бас-гитара, фортепиано;

Михаил Россовский – скрипка.

ЭПИЛОГ

Так странно совпало, что буквально сразу после свадьбы Хирурга у меня начались серьезные неприятности с голосовыми связками, и врачи семь месяцев запрещали мне разговаривать. Репетиции пришлось прервать (даже с членами семьи я переписывался). В некотором роде за эти семь месяцев я даже благодарен судьбе: чем меньше мы говорим, тем больше думаем. У меня было время поразмыслить, и все, что я написал здесь, не сиюминутно.

В момент раскола предполагалось, что будет честнее, если каждая из двух групп – и моя, и Армена – возьмет себе новое название, а иногда мы сможем объединяться под нашим старым названием и давать отдельные концерты. Но, пока я болел, Григорян со своим коллективом осуществил запись альбома «Кома» (начало 1988 года), который вышел под маркой «Крематория». Эта запись оказалась более удачной, чем предыдущие, с точки зрения комфортности для среднего слушателя (впервые группа писалась на многоканальный магнитофон), но – это мое субъективное мнение – дух изначального «Крематория» на «Коме» утрачен напрочь.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев спорта
10 гениев спорта

Люди, о жизни которых рассказывается в этой книге, не просто добились больших успехов в спорте, они меняли этот мир, оказывали влияние на мировоззрение целых поколений, сравнимое с влиянием самых известных писателей или политиков. Может быть, кто-то из читателей помоложе, прочитав эту книгу, всерьез займется спортом и со временем станет новым Пеле, новой Ириной Родниной, Сергеем Бубкой или Михаэлем Шумахером. А может быть, подумает и решит, что большой спорт – это не для него. И вряд ли за это можно осуждать. Потому что спорт высшего уровня – это тяжелейший труд, изнурительные, доводящие до изнеможения тренировки, травмы, опасность для здоровья, а иногда даже и для жизни. Честь и слава тем, кто сумел пройти этот путь до конца, выстоял в борьбе с соперниками и собственными неудачами, сумел подчинить себе непокорную и зачастую жестокую судьбу! Герои этой книги добились своей цели и поэтому могут с полным правом называться гениями спорта…

Андрей Юрьевич Хорошевский

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное