Читаем Жизнь в «Крематории» и вокруг него полностью

2 и 3 октября мы опять выступали в Питере. На этот раз залы были меньше «Октябрьского», однако они были заполнены до отказа. Организаторы выступали в содружестве с одним из отцов-основателей «Аквариума» Анатолием «Джорджем» Гуницким. Он самолично вел концерты и постоянно общался с нами. Кроме того, весь Питер был обклеен афишами, где сообщалось, что одновременно с концертами «Крематория» состоится премьера пьесы А. Гуницкого (названия не помню) для трех персонажей, в которой «роль А. Григоряна исполняет Армен Григорян, роль В. Троегубова – Виктор Троегубов, роль А. Гуницкого – Анатолий Гуницкий». Оказалось, что взятое у нас Джорджем в прошлый приезд интервью об алкоголе и иных творческих стимуляторах (я уже рассказывал, что действие происходило в номере гостиницы «Октябрьская» при участии Алексей Романова из «Воскресения») воплотилось в жанре столь любимого Гуницким хепенинга. Чуть ли не на вокзале он выдал мне и Армену странички текста, который нам предстояло театрализованно исполнить. Правда, на первом концерте нам удалось от этого отмазаться, оправдавшись предконцертной суетой. Но вечером 2 октября мы с Арменом съездили в гости к известному «рок-дилетанту» Александру Николаевичу Житинскому, хорошо посидели, после этого выпивали в гостинице с Джорджем – в общем, следующий день встретили в расслабленном состоянии, так что на втором концерте Гуницкий раскрутил нас на шоу. Правда, мы воспользовались присутствием в зале питерских рокеров Алика Сакмарова и Олега Гаркуши, вытащили их на сцену, и спонтанное действо прошло с их участием. Кстати, без водки и здесь не обошлось. Разглагольствуя о роли алкоголя в творчестве рок-музыкантов, вся компания распила бутылку оной жидкости из пластиковых стаканчиков прямо на сцене. Сразу после концерта мы уезжали из Петербурга, что в какой-то мере спасало нас от неограниченного гостеприимства наших питерских друзей и фанатов.

Вообще, рок-н-ролльное братство (а точней – встречи с коллегами-соратниками) не способствует умеренному потреблению спиртных напитков. А потому следующие за Санкт-Петербургом гастроли в Липецк (10,11 октября) в этом плане можно считать практически безалкогольными…

Глава XXVI. О ВРЕДЕ БЕССОЗНАТЕЛЬНОГО ВЪЕЗДА В ГОРОД

Я уже говорил о нашем добром сотрудничестве с Михаилом Оразовым – и на московском концерте в «Ладоге», и во время поездки в Тулу. На этот раз он объявился с предложением гастролей в Мурманск. Правда, меня несколько удивило, что «заказывала музыку» организация, не собиравшаяся устраивать концерт в зале: мы должны были трижды выступить в одном и том же клубе! Но я уже давно зарекся анализировать «странности» каждого нашего партнера по концертной деятельности, а потому решил не вдаваться в подробности. Гонорар за выступления соответствовал нашему тарифу, и выдрючиваться в данной ситуации было бы «моветоном».

Из моего предыдущего повествования вы уже знаете, что обычно мы выезжаем на гастроли по стандартному сценарию. Встречаемся где-то в метро, дожидаемся полного сбора всех участников коллектива, а затем двигаемся в направлении поезда или иного транспортного средства. Изначально выпивать хотят не все, но наличие сугубо мужского коллектива в корне душит все элементы борьбы с собственными пороками, и уже по дороге к поезду начинается покупка алкоголя, в 99,99% – конкретно водки.

В авиаполетах все обстоит почти аналогичным образом, однако наличие впитанной с социалистической юности возможности не войти в самолет «будучи в нетрезвом виде» (тогда Аэрофлот усиленно боролся с пьянством) все же как-то дисциплинирует. Поэтому крематорцы старались как-то соответствовать своему авиационному образованию (напомню, мы с Арменом окончили Московский авиационный институт, Сараев и Мурашов являлись выпускниками Московского института инженеров гражданской авиации). Четверо из шестерых – довольно много для уважения летающих железяк (я имею в виду самолеты).

Но в тот раз (видимо, что-то неправильное витало в воздухе) все обстоятельства способствовали порочному времяпровождению. А потому в Мурманск мы прибыли в «сильно раскрепощенном состоянии». Конкретно это означает: прерывистые воспоминания, бессвязные разговоры, выпадение отдельных персонажей из числа общающихся и – как следствие – жестокое утреннее похмелье…

Итак, из «фирменного» микроавтобуса, доставившего нас к центральной гостинице «Мурманск», мы выползали с песнями и плясками. Программа неформального общения во время перелета была столь же насыщенной, как и путь от аэродрома, а потому мы быстренько разбрелись по номерам и вскоре спали «без задних ног».

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев спорта
10 гениев спорта

Люди, о жизни которых рассказывается в этой книге, не просто добились больших успехов в спорте, они меняли этот мир, оказывали влияние на мировоззрение целых поколений, сравнимое с влиянием самых известных писателей или политиков. Может быть, кто-то из читателей помоложе, прочитав эту книгу, всерьез займется спортом и со временем станет новым Пеле, новой Ириной Родниной, Сергеем Бубкой или Михаэлем Шумахером. А может быть, подумает и решит, что большой спорт – это не для него. И вряд ли за это можно осуждать. Потому что спорт высшего уровня – это тяжелейший труд, изнурительные, доводящие до изнеможения тренировки, травмы, опасность для здоровья, а иногда даже и для жизни. Честь и слава тем, кто сумел пройти этот путь до конца, выстоял в борьбе с соперниками и собственными неудачами, сумел подчинить себе непокорную и зачастую жестокую судьбу! Герои этой книги добились своей цели и поэтому могут с полным правом называться гениями спорта…

Андрей Юрьевич Хорошевский

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное