Жизнь в «Крематории» и вокруг него

Увы, Мишка не смог себя правильно настроить. Вместо того чтобы воспринять ситуацию спокойно и тем самым войти в нужный ритм, он начал внутренне комплексовать, нервничать и… как следствие – еще больше ошибаться. Одну песню бросили и начали писать следующую. Что-то не получилось и здесь – перескочили дальше. Подобная чехарда ни к чему хорошему привести не могла, все больше загоняя Россовского в угол. Наверное, в тот момент правильнее было бы успокоить Мишку, просто подбодрить его. Или, в крайнем случае, просто закончить запись в этот момент и начать ее назавтра со свежими силами. Вместо этого Армен начал предлагать Россовскому предельно упрощать скрипичные партии. Не получается обычная партия – играй простейшую замену!

Мне и тогда казалось, что это – не метод для сложившейся ситуации, а сейчас та история совершенно очевидна… Но тогда я не догадался вклиниться между Арменом и Мишкой. Я просто не мог предположить, что ситуация может перерасти в неуправляемую.

Некоторое время Мишка молча терпел выхолащивание собственных скрипичных партий, и с горем пополам были записаны «Последний шанс» и «Харе Рама» (а также вышеупомянутая «Сексуальная кошка»). В аппаратной зазвучали фразы, выражающие сомнение по поводу того, сможет ли Россовский исполнить нужные партии. В результате обстановка внутренне накалилась, внешне оставаясь почти нормальной. В какой-то момент, когда после прослушивания только что записанного куска Григорян попросил Россовского еще более минимизировать свою партию, Мишка оттолкнул стоявший на стойке микрофон, уложил скрипку в кофр, оделся и молча, ни с кем не простившись, ушел один в холодную ноябрьскую ночь. Уже в тот момент, когда он начал одеваться, все впали в некое оцепенение. Мурашов попытался что-то выдавить из себя, но тут же осекся. Молчание длилось до тех пор, пока в дальнем коридоре не замолкли отголоски мишкиных шагов. В этот момент Армена прорвало: «Жид чертов! Всем решил насрать…». Не хочу вспоминать всю эту речь, думаю, краткий отрывок вполне передает ее смысл. Я понимаю, что в наибольшем напряжении запись держала именно Армена, и он сорвался просто от этого напряжения. Но ведь это не оправдывает грубости. Я не хочу никому быть судьей, надеюсь, что хотя бы с сегодняшней дистанции Григоряну стыдно за то свое поведение. Самого верного своего сторонника, в течение девяти непростых лет считавшего Армена всегда правым, Григорян просто облил словесными помоями. Этот факт вряд ли стоит комментировать.

…Если отрешиться от эмоционального восприятия, итог того дня был следующим: в самой середине записи группа лишилась музыканта, на котором лежала половина музыкальной «отделки» крематорских композиций. Правда, поздним вечером того же дня Григорян позвонил мне и стал настаивать, чтобы я уговорил Мишку закончить запись. У меня было паршивое настроение, и я высказал Армену свое отношение и к его поведению в студии, и к прозвучавшим текстам. В ответ он начал нести какую-то чепуху по поводу того, что Мишка завел подружку и скоро бросит жену. Это окончательно доконало меня, и я сказал Григоряну, что уж это – точно не его дело!..

Положив трубку, я понимал, что Мишку не заменит никто. Даже наличие в пределах досягаемости скрипача группы «Дым» Вадима Саралидзе, имевшего консерваторское образование и хорошо знавшего репертуар «Крематория», могло решить проблему лишь отчасти. Ведь именно в мишкиной скрипке жила душа группы – поверьте, я говорю это не для красного словца.

Я позвонил Россовскому и попытался убедить его, что эта запись нужна не только Григоряну, обидевшему его, но и всем остальным крематорцам. Тщетные попытки. Его позиция была твердой и обдуманной. Долгие девять лет он слепо верил Армену во всем, считая вставших на путь конфронтации с Григоряном неправыми. Теперь, оказавшись в положении изгоя, он познал горькую истину и прозрел…

Так когда-то познал ее я (когда впервые покинул «Крематорий»), так позже «прозревали» Дима Бродкин, Серега Пушкин, Олег Лагутин, может быть, Куликов с Куницыным, наверное – Виктор Осипов.

«Крематорий» уже не был тем кругом друзей и единомышленников, каким он являлся поначалу. Теперь все были полностью зависимы от лидера, а правильнее сказать – хозяина группы. Все работали на него, а он считал такое положение дел абсолютно естественным. Остальные крематорцы понимали (да и сейчас знают это), что каждый из них находится в группе лишь до тех пор, пока поддерживает Григоряна и не нарушает его имущественных интересов. Любое вольнодумство – или хотя бы собственное мнение – не приветствуется. Кроме того, все музыканты «монополизированы», и им запрещается параллельная работа в других музыкальных коллективах. За свое место в «известной» группе «Крематорий» каждый должен платить утраченной свободой и «молчанием в тряпочку».

Не знаю, может быть, в других командах положение еще хуже? Надеюсь, что это не так.