Читаем Жизнь в «Крематории» и вокруг него полностью

4 декабря играли в подмосковном Троицке (опять акустику). Я уже говорил, что концерты в Троицке устраивал Сергей Смирнов. Он очень обязательный и неглупый парень, но в тот раз отнесся к организации выступления чересчур спокойно. Возникли мелкие проблемы, после чего мне по долгу службы пришлось отчитать его. С директором «Крематория» он не спорил. Не будет спорить и при дальнейших контактах, коих будет немало. Свой злопамятный характер он покажет уже после моего ухода из «Крематория», когда, будучи директором клуба «Не бей копытом», скажет моему новому гитаристу: «Троегубовская группа «Дым» в моем клубе выступать не будет никогда!». Ну что ж, жизнь обычно сама в нужный момент наказывает глупцов…

5 декабря мы полным составом играли в Институте нефти и газа, в просторечьи – «керосинке». Все концерты того периода проходили неплохо, но этот особо удался. Вначале возникли какие-то проблемы с аппаратурой. К моменту, когда публику стали запускать в зал, еще не все колонки были даже расставлены на сцене. Так что коммутация аппаратуры и настройка звука происходили при полном зале. Но к тому времени концертная программа была настолько отточена, что зрители, невольно вовлеченные в рабочий процесс, смогли собственными глазами и ушами почувствовать контраст разминки и тут же начавшегося концерта.

Глава XXIX. ВОПРОС О ТИРАЖЕ «ДВОЙНОГО…»

Инструментальная часть записи подходила к концу. Мурашов потрудился на славу, и очертания фундаментального (в масштабах «Крематория») альбома уже начали прорисовываться. Саралидзе тоже внес свою толику. В двух песнях, «Маленькой девочке» и «Реанимационной машине, тряхнул консерваторским фортепиано наш финансовый гений Михаил Адамов. Надо сказать, он вообще отдавал этому проекту много времени и постоянно торчал на студии с нами. Партии акустических гитар я и Армен записывали каждый в своих песнях. Единственным исключением, где были записаны и его, и моя гитары, стала песня Майка «Дрянь». И то моя партия была записана лишь потому, что гитары Армена оказалось недостаточно: он играл во вступлении какой-то усеченно-утрированный вариант. В общем, подходила пора записывать голоса…

Да, хочется сказать два слова о составе альбома. Кроме 21-го супер-известного крематорского хита, со всех без исключения номерных альбомов группы – кроме «Зомби» – в «Двойной альбом» были включены вышеупомянутая «Дрянь» (как долг памяти ее автору) и абсолютно новая песня «Адольф». Кроме того, Армен специально написал двухминутную вступительную зарисовку «Проходящие мимо», которую на вкладке к будущему альбому я назову «Вергилием в мире Абсолютного Крематория».

Одновременно с продвижением работы обсуждался и вопрос тиража. Напомню, что в случае с данным альбомом мы впервые имели дело не с бесконтрольным монополистом в лице фирмы грамзаписи «Мелодия». Фирма Измаила Островского сама заказывала тираж напрямую на Апрелевском заводе грампластинок, к тому времени ставшем совместным предприятием «Апрелевка-Саунд Инк.». Михаил Адамов, являвшийся представителем фирмы-заказчика, хотел отпечатать сразу 100.000 экземпляров. Григоряну такой вариант казался правильным, и в этом вопросе он полностью поддерживал Адамова. Я тоже хотел, чтобы такое количество продалось, но существовали определенные мысли, настраивавшие менее оптимистично.

Дело в том, что времена дешевых «мелодийных» пластинок, распродаваемых миллионными тиражами, уже прошли. Себестоимость производства виниловых дисков сильно выросла, что значительно увеличило розничную стоимость пластинок. В нашем случае – двойной альбом – стоимость увеличивалась еще в два раза. Продать сто тысяч таких пластинок в 1993 году было труднее, чем в 1991 – два миллиона экземпляров. К тому же худо-бедно вслед за всем миром и наша страна стала тянуться к таким высококачественным звуковым носителям как компакт-диски. Виниловые пластинки давно уже морально устарели, и с большим тиражом можно было «сесть в лужу».

Мне не хотелось беспредметно спорить с Григоряном и Адамовым, а потому я предпринял следующее. Я пригласил к нам на студию известного рок-продюсера Дмитрия Гройсмана, известного всей стране по работе с такими группами, как «Бригада С», «Алиса» и «ЧайФ». В то время Дима уже занимался вопросами оптового распространения музыкальной продукции (в частности пластинок) фирмы «Фили», и кто как не он мог дать нам полезный совет. Его мнение было однозначным: «Печатать 100 тысяч экземпляров бессмысленно. Закажите тридцать тысяч и, когда двадцать из них продастся, – допечатаете еще. В противном случае вы будете терять деньги даже на аренде складского помещения для большого тиража…». В этих словах было столько практичного смысла, что Адамов начал колебаться. И в этот момент сыграла роль привычка Армена всегда оставлять последнее слово за собой. Сколько я с карандашом и бумагой в руках ни доказывал экономическую эффективность небольшого тиража с последующими допечатками по сравнению с одномоментным стотысячным тиражом, он упрямо хотел выпустить 100.000 пластинок.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев спорта
10 гениев спорта

Люди, о жизни которых рассказывается в этой книге, не просто добились больших успехов в спорте, они меняли этот мир, оказывали влияние на мировоззрение целых поколений, сравнимое с влиянием самых известных писателей или политиков. Может быть, кто-то из читателей помоложе, прочитав эту книгу, всерьез займется спортом и со временем станет новым Пеле, новой Ириной Родниной, Сергеем Бубкой или Михаэлем Шумахером. А может быть, подумает и решит, что большой спорт – это не для него. И вряд ли за это можно осуждать. Потому что спорт высшего уровня – это тяжелейший труд, изнурительные, доводящие до изнеможения тренировки, травмы, опасность для здоровья, а иногда даже и для жизни. Честь и слава тем, кто сумел пройти этот путь до конца, выстоял в борьбе с соперниками и собственными неудачами, сумел подчинить себе непокорную и зачастую жестокую судьбу! Герои этой книги добились своей цели и поэтому могут с полным правом называться гениями спорта…

Андрей Юрьевич Хорошевский

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное