Смерть сына, такая страшная, нелепая заставила Маргариту по-новому взглянуть на свою жизнь, она стала законченной пессимисткой. У Риты не осталось веры во что бы то ни было, кроме несправедливости обрушившихся на её голову бед. А еще она стала еще больше завидовать младшей сестре, практически маниакально. Анжелика жила и в ус не дула, никогда горя настоящего не изведывала, не знала, что значит похоронить собственного ребенка, видеть свою кровинушку мертвым. А Маргарита всё это знала, испила свою чашу до дна. Почему же кому-то всё, а кому-то ничего? Куда смотри Бог и есть ли он, если такое творится на этом свете? Когда же ей воздастся за её муки?
Вот и сейчас, глядя на сидящую напротив неё Анжелику, мирно попивающую чай с медом на родительской кухне, Маргарита бесилась. Злость и горечь поднимались в её душе и накатывали удушливыми волнами. Ничего не ускользнула от жесткого взгляда голубых глаз Риты: ни уложенные в мягкий узел пушистые волосы сестры, ни дорогое черное платье, ни сумка из лакированной кожи ярко алого цвета. Весь образ Лики излучал богатство и довольство, только лицо её было, как обычно, печальным, задумчивым. О чём эта кукла вообще могла думать? У неё ведь всё было, всё принесено на блюдечке с голубой каёмочкой, а она все жизнью недовольная.
- Анжелка, ну что ты кислая такая сидишь? – спросила Рита, вставая из-за стола с чашкой в руках, - ей Богу, смотреть противно!
- Я? Кислая? – удивилась сестра.
Лика встрепенулась и посмотрела на старшую сестру, она так задумалась, что Риты и не замечала. Разговор с Димой никак не шёл из головы, зря она его так жестоко обидела. Но, с другой стороны, ведь так правильнее, зачем давать человеку надежду на то, чего никогда не будет. Это ведь недостойно. А тут Рита, как подглядела её безрадостные мысли, опять с упреками накинулась. Как же они с матерью ей надоели! Вечно она не так говорит, не так думает, не то делает.
- Да, глаза бы мои на тебя не глядели. Ничего ты в этой жизни не видела и не знаешь, а видок у тебя такой, словно всё горе мира ты испытала, - Рита энергично терла губкой с «Фейри» свою чашку, повернувшись спиной к сестре.
- Рит, не начинай, а, - отмахнулась от неё Лика.
- Что не начинать? Что ты так правду-то не любишь, мученица ты наша? Смотреть противно, какой мужик с тобой жить-то будет? Домой хочешь вернуться? Давно «Докторской» колбасы и сарделек на ужин не ела? Уйдет от тебя твой Андрей, кому приятно такую кислятину рядом с собой видеть, - пророчествовала старшая Ковалева.
- Тебе-то, конечно, всё о мужиках известно, - не подумав, огрызнулась Соколова.
Лика помнила как кричал Ритин муж, когда уходил из дома Ковалевых, что он на прощание говорил сестре, да так громко, что все соседи слышали. Несмотря на всю жестокость тех слов, была в них некая правда. Рита всегда была завистливой, обидчивой и жесткой, не готовой к компромиссам. Этим о попрекал её бывший супруг и ответить на это Рите было нечего.
- А это было жестоко, сестренка, - замерла у раковины Рита.
- Прости, я не подумала, - Лика, встала и подошла к сестре, взяла её за руку, но Рита выдернула свою ладонь, словно ей было противно дотронуться до сестры.
Лика, не знавшая, как загладить свою вину перед сестрой, нервно переминалась с ноги на ногу посередине кухни. Глупо всё вышло, не красиво, и так у неё получается часто. Лика никогда не любила конфликты, но так выходило, что с сестрой они обычно ругались на пустом месте.
- Рит, ну не дуйся, я не нарочно, я ж так по глупости сказала. Вы меня с матерью достали, вечно вы мною недовольны, будто я девчонка пятилетняя, - примирительно проронила Лика..
- Ладно тебе, не мели чушь, - Рита прошла мимо сестры за кухонным полотенцем и стала тщательно вытирать кружку.
Лика виновато отвела глаза, они стояли возле одного из кухонных столов, совсем близко, а на самом деле были разделены ледяной стеной непонимания. Лика отошла и села на своё прежнее место, только вот чай пить уже не хотелось. Она окинула беглым взглядом родительскую кухню, всё здесь сияло новизной и чистотой. С тех пор как свекор Лики устроил свата на новую работу, жизнь в семье Ковалевых явно пошла веселее. Всему, что было куплено, они обязаны были удачному замужеству младшей дочери. Лика, склонив голову, смотрела на новый кухонный гарнитур с хромированными ручками блестящими бежевыми панелями, но восторга он в ней не вызывал. За всё это было заплачено ею, её жизнью, её свободой.
- Что ты можешь знать о том, каково остаться одной, совсем одной? – Ритка сказала это так зло, будто все эти минуты молчания копила желчь, чтобы выплеснуть её на сестру в нескольких словах. Она обернулась, держа в руках чистую чашку, с которой, несмотря на всю тщательность протирания полотенцем, соскользнула одна капля воды и упала на новенький ламинат бледно-соломенного цвета.
- Ты не одна, мы с тобой, Рита, неужели ты этого не чувствуешь? - ответила Лика.
- Со мной они, - сестра безнадежно махнула рукой, - что толку от вас? Каждый живет своей жизнью и пьет свою чашу горести. Ладно, проехали. Лик, а у тебя деньги с собой есть?