Жизнь в пограничном слое. Естественная и культурная история мхов

Обрести дом — задача почти неосуществимая, большинство спор приземляются наудачу в непригодных местах. Но если спора упадет на влажном берегу другого пруда или в ином подходящем влажном месте, произойдет новое преображение. Круглая янтарная спора набухнет от влаги и выпустит зеленую нить — протонему. Нити начнут ветвиться и ползти по земле, образуя зеленую сеть. В этот момент своей жизни мох больше всего напоминает своего дальнего родственника и почти неотличим от нитей зеленых водорослей. Как новорожденный похож на прабабушку, так и протонема имеет все признаки своих предков-водорослей: эхо эволюции звучит в ее генах. Но вскоре сходство исчезает, побеги с листьями поднимаются из почек рядом с протонемой и образуют плотный моховой покров.

Но в большинстве случаев истории мхов не имеют счастливого конца. В деле размножения на суше мхи — всего лишь любители. Они адаптировались и могут размножаться, но с большим трудом. Лишь считаные сперматозоиды добираются до архегония, многие яйцеклетки ждут, как обманутые невесты у алтаря: это громадный расход энергии. Успешному размножению путем спаривания препятствует столько факторов — удивительно ли, что многие мхи вообще отказались от спаривания? Есть масса видов, которые редко образуют спорофиты, есть и такие, которые вовсе не порождают их.

Без размножения путем спаривания не будет икринок и весеннего хора. Но в отличие от квакш, мхи могут распространяться по земле, даже если сперматозоид не встретит яйцеклетку. Спаривание — не единственный способ размножения. Задолго до изобретения биотехнологий мхи научились делать клонов, заполняя окружающую среду генетически точными копиями самих себя. Представители большинства видов могут регенерироваться даже из небольшого фрагмента. Случайно оторвавшийся листок, лежащий на земле, способен произвести на свет целое растение. Бесполое размножение: вот он, альтернативный метод. Почки, луковки, клубеньки, побеги — мхи запаслись целым арсеналом средств бесполого размножения, придатков, которые попросту отделяются от той или иной части растения. Затем они перебираются в иную среду обитания и образуют новые колонии, и всё это — без спаривания, затратного и неэффективного. Клонирование устраняет необходимость в сведении сперматозоида с яйцеклеткой, позволяет экономить время и энергию, которые тратятся на производство спорофита. Оба этих способа, половой и бесполый, — результат сложного взаимодействия генов с их окружением, эволюционные вариации на тему преемственности.

Каждую весну мы с дочерями говорим: «Квакши призывают нарциссы». Зеленые побеги появляются после того, как запоют первые лягушки, цветы распускаются полностью до того, как пение прекращается. Мои предки-потаватоми называли это чудо puhpowee, «сила, которая ночью выгоняет грибы из земли». Думаю, она же влечет меня к пруду апрельскими ночами. Головастики и споры, яйцеклетки и сперматозоиды, мои и ваши, мхи и квакши — мы все связаны общим пониманием этих призывов, что раздаются по ночам ранней весной. Это бессловесный голос желания, дрожащего внутри нас, желания длиться, участвовать в священной жизни мира.

Половая асимметрия и неразлучные сестры

На нашей местной радиостанции NPR утром в субботу транслируют передачу, которую я слушаю во время воскресных вылазок или поездок по горам. Между программами «Поговорим о машинах» и «Что ты знаешь?» вставлены «Неразлучные сестры». «Мы — пять сестер, которые живут на двух континентах, очень по-разному. Давайте поговорим». Сестры звонят с разных концов света, но всё равно сразу вспоминаешь о кухонном столе, полупустых кофейных чашках и тарелке с липкими булочками. Разговор ведется обо всём: варианты построения карьеры, дети, женский идеологический активизм, этическая дилемма под названием «пробовать или не пробовать виноград в продуктовом магазине?». И, конечно, отношения.

Муж возится в сарае, дочки уехали к кому-то на день рождения, я умиротворена и расслаблена, совсем как сегодняшняя беседа сестер. Слишком мокро, чтобы гулять, слишком грязно, чтобы работать в саду — утро мое, и только мое. Мне хочется взглянуть на все эти дикранумы неопределенных видов. Как чудесно приняться за работу, вместо того чтобы играть! Струи дождя стекают по окнам лаборатории, со мной нет никого, кроме сестер, я могу смеяться во весь голос вместе с ними, и никто об этом не узнает. Ни студентов, ни телефонных звонков, лишь несколько пригоршней мха и несколько часов, которые я урвала у выходных с их всегдашней суетой.