Жизнь в розовом свете

— А ты знаешь, милый, что по части фигуры не уступаешь голливудским красавчикам? — Агнес с любопытством оглядела лежавшего рядом с ней Пита. Да и в любви отнюдь не новичок. — Она усмехнулась. — Я-то воображала, что мой Тихоня чуть ли не девственник… И порой думала: «А что если… что если рядом с тобой, Агнешка, заколдованный принц — мужчина твоей мечты?» Ха! Наивная дурочка… — Она вскочила, набросила пеньюар и нервно зашагала по комнате. Из-под атласных туфелек разлетались валявшиеся на ковре рулоны афиш.

— Агни, все было так чудесно… — Пит растерянно сел, прикрываясь одеялом.

— Чудесно?! — Она бурно рассмеялась, достала из кармана висящего на стуле жакета Питера сигареты, щелкнула зажигалкой.

— Выбрось сигарету, Агнес, у тебя болит горло. — Питер торопливо натянул брюки. — И не шарь по чужим карманам.

— Что?! — Она демонстративно ощупала жакет Питера.

— Перестань! — Он отобрал свою вещь.

Агнес опешила: — Что ты там прячешь? А ну, исповедуйся, Тихоня!

— Дело в том… Дело в том, что Тина Паркер очень серьезная девушка… — Он неловко натянул рубашку и жилетет. — Тина пишет, как идет работа над дипломом. Женщина-экономист это… это трудно…

Агнес заломила руки и возвела к лепному потолку трагические глаза: Господи! Я всю жизнь плевала на любовь, думала — есть человек, для которого Агнешке Палоши всегда будет единственной! Женщина — экономист! — Она бурно расхохоталась.

— Агнес… — Питер зажмурился и напрягся, как перед первым прыжком с парашютной вышки. Сейчас он, наконец, скажет ей все. Что Агнешка Палоши была и останется для него единственной, что он любил и всегда будет любить только её — в здравии и болезни, в славе и нищите, победительницу или побежденную…

— Послушай, Агнес…

— Ничего, ничего не желаю слушать! — топнув ногой, она демонстративно зажала ладонями уши.

Питер сник. На побледневшем лице ярко проступили веснушки. — Извини, я не должен был пользоваться случаем… Я все, все отлично понимаю: у тебя сегодня неудачный день. Забудь и прости.

— Неудачный?! Кошмарный! Но если ты имеешь в виду Иордановича — то я плевать на него хочу! Да, да — плевать! — Агнес заметалась по комнате, отбрасывая носками атласных туфелек разбросанные афиши. — Надутый плейбой! Истаскавшийся, пресыщенный тип! И к тому же — банкрот. Я не настолько стара, чтобы покупать себе смазливых мальчишек.

— Но ты ждешь его! Я вижу, как тебе плохо. Черт! Не думал, правда, что это так серьезно.

— Серьезно? О чем ты? Немного увлеклась… — Она пожала плечами, и стала неторопливо отрывать лепестки стоящих в китайской вазе алых роз. Эх, Пит, если бы я знала, что это такое. Ну то, что я все время изображаю на сцене.

Агнес не лукавила. Иногда ей казалось, что она страстно влюблена. Она флиртовала, затевала сложную интригу… Но несколько свиданий — и страсть испарялась, словно спектакль окончился и на сцене погас свет. Она вновь погружалась в работу, тяготясь надоедливым поклонником и не мучаясь сожалениями.

— Я — зачарована славой. Только её люблю, ей предана и верна… А мужчины — всего лишь забавная игра, — сказала она с неожиданной горечью.

Питер знал, что это и в самом деле так. Он осторожно взял терзающую алые лепестки руку и молча поцеловал, признавая свою капитуляцию.

Спектакль не отменили — Агнес справилась с простудой, а о близости с Питером больше ни разу не вспоминала. Дня через три мимоходом спросила: Почему не заходишь ко мне? Разлюбил?

— Лучше быть необходимым другом, чем обременительным поклонником, ответил он заготовленной фразой.

Но она не расслышала, углубившись в изучение предоставленных Питером финансовых отчетов.

Кто бы подумал, что через два дня Агнес сразит самый сокрушительный и свирепый вирус любви…

— Я поняла! — обрадовалась Ди. — Ей нужен король! Ты же упоминала про какого-то короля? Так ей и надо вертихвостке. Актриса и монарх! Вот ведь наказание.

— Милая, разве мы можем знать, где найдем, а где потеряем…Да, Агнес папала в сети любовной страсти. И это оказалось чудесно!

В день закрытых гастролей мэр Сплита устраивал для мадмуазель Петти прием на яхте. Погода все ещё не радовала, но шторм утих и господин Стефович хотел порадовать гостью роскошным ужином. После спектакля Агнес переоделась в вечернее платье прямо в своей гримуборной. Ей так часто приходилось менять туалеты, что она научилась блестяще делать это в любой обстановке.

Еще шумела на площади выходящая из театра толпа, а звезда, двадцать минут назад раскланившаяся перед занавесом под дождем летящих к ней цветов, была готова к ужину на яхте.

Черная тафта, собранная в широченную юбку, шуршала и матово переливалась в свете гримерных ламп. Поверх узкого, затянутого в талии лифа — маленькое болеро, расшитое стекляусом и серебряной нитью. Секунду поколебавшись, Агнес достала из гардероба широкую накидку из пушистого алого букле. Меха и перья под дождем выглядят смехотворно, а красный цвет хоть немного добавит яркости этому неудачному вечеру.