Другая шайка «преступников и воров» в 1269 году точно так же напала на деревню Рокстон. Злоумышленники проломили стену дома и унесли «все имущество», потом ворвались в соседний дом и убили женщину, лежавшую в постели, наконец, вторглись в дом Джона Сапожника, сломав дверь и окна, вытащили самого Джона наружу и прикончили, а его жену, дочь и слугу ранили. Вторая дочь спряталась «между корзиной и сундуком» и убежала, чтобы подать сигнал тревоги. Грабителей опознала умирающая жена Джона Сапожника: оказалось, что один – бывший слуга настоятеля Ньюнемского аббатства, остальные же – сборщики десятины для Колдуэлского аббатства и «перчаточники из Бедфорда». Все были задержаны и преданы суду292
.Один вор стал жертвой, совершая преступление: он проник в дом по лестнице, чтобы украсть окорок, висевший на стропиле. Хозяйка дома Матильда Болл увидела, что он уходит, и подняла тревогу, вор разволновался, упал с лестницы и сломал шею293
.Глава VI. Брак и семья
Базовой социально-экономической единицей деревенской общины было семейное домохозяйство. Число его членов менялось на протяжении жизненного цикла одного поколения: молодая пара, пара с детьми, с бабкой и дедом, с братом или сестрой (или теткой, или дядей), одинокая вдова или вдовец. Информация о составе среднего домохозяйства скудна и ненадежна, но ученые сходятся во мнении, что оно было небольшим, не более пяти человек, и чаще всего нуклеарным: муж и жена с детьми или без них. Размер его, как правило, отражал экономический статус: в богатых домохозяйствах насчитывалось больше детей, они включали других родственников и одного-двух слуг294
.Одна из важнейших черт крестьянского хозяйства XIII века – автономия. Более крупные родственные группы (клан, «sippe» – расширенная семья, род), так много значившие в англосаксонской Англии и раннесредневековых Франции и Германии, утратили функции, связанные с защитой и надзором, так как необходимость в них отпала. Эту роль теперь играли блюстители закона и судебные органы общины и государства.
Два основных понятия, определяющие историю семьи, – брак и наследование – тесно связаны между собой. На «открытой равнине» земельные угодья, как правило, не делились и переходили к одному наследнику, обычно старшему сыну. Рассмотрение семидесяти пяти случаев наследования в мидлендской деревне Уэйкфилд дало следующие цифры: в сорока семи случаях отцу наследовал единственный сын, в девяти случаях сына не было и владения отходили к дочери (или дочерям). В остальных девятнадцати случаях сын или дочь наследовали матери, брат или сестры – брату, дядя – племяннику или племяннице, кузен – кузине; в одном случае муж (предположительно, второй) наследовал жене. Если не было сына, а лишь дочери, две или больше, земля делилась между ними295
.Вдовы обладали меньшими, но тем не менее фиксированными правами, которые различались от места к месту. Согласно обычному (феодальному) праву, доля вдовы в землевладении составляла от одной трети до половины, но часто случалось так, что вдова автоматически становилась преемницей мужа не как наследница, а как оставшийся в живых соарендатор. Это позволяло женщине сохранить и содержать семью. Сеньор порой оказывал давление на вдову, побуждая ее повторно выйти замуж, чтобы в семье вновь появился мужчина, способный выполнять трудовые повинности. Но она могла сохранить свободу, нанимая работников. Большинство вдов все же обретали нового мужа или передавали землю взрослому сыну, однако некоторые продолжали вести хозяйство, оставаясь в одиночестве, – например, Сесилия Бенит из Куксхэма (Оксфордшир), чей сын был уже взрослым и даже стал старостой296
. По словам Розамонд Фейт, права вдов, «похоже, были самыми постоянными и прочнее всего закрепленными из всех обычаев в области наследования»297. Эти права, как и обычаи, касающиеся наследования, в целом зависели от долгосрочных изменений количества доступной земли. Чем меньше ее было, тем привлекательнее становилось положение вдовы.Существовало одно из важнейших правил наследования, со временем ставшее общепризнанным: «Прочное землевладение должно передаваться людям той же крови, что… владели им издревле». Иногда пользовались другим выражением: «Сохранение имени земли»298
. Никто пока еще не оспаривал право сеньора на вступительную пошлину и даже на «смертную пошлину» (heriot), но теперь, что бы ни говорили правоведы, считалось, что земля принадлежит держателю – виллану или свободному, – который пашет, взрыхляет и засевает ее. Более того, эти представления укоренились настолько, что сеньор не мог повышать арендную плату в случае обычного наследования (самые сообразительные землевладельцы и управляющие обязательно делали это, когда держатель умирал без наследника и находился новый держатель).