Читаем Жизнь в средневековом городе полностью

Многие занимавшиеся торговлей отцы учеников школы при соборе были в курсе поистине удивительного нового знания, отмечавшего по-настоящему исторический прогресс в самой фундаментальной из наук — математике. Принесенное в Европу из мусульманской Северной Африки не ученым, но итальянским торговцем, это знание было не что иное, как система арабских цифр. Леонардо Фибоначчи, уроженец Пизы, написал трактат под названием Liber Abaci («Книга абака»), популяризирующий новую систему и суммирующий арифметические знания арабских ученых. Арабские цифры (которые по факту происходили из Индии) быстро распространились в итальянском торговом сообществе. Главным преимуществом индо-арабской системы было открытие нуля, позволившее положением цифры указывать значение, а одной и той же цифре выступать в качестве единицы, десятка, сотни или тысячи. Эта система позволяла быстро и точно совершать расчеты, что выгодно отличало ее от громоздких римских цифр. Торговцы из Труа в XIII веке все еще предпочитали пользоваться счетными досками, но уже были знакомы с новой системой счета, сталкиваясь на ярмарках с итальянскими торговцами и менялами.

В соборных школах не изучали французскую грамматику и французскую литературу, не писали и сочинения на французском языке, — собственно, ученикам не преподавали никаких языков, кроме латыни, — даже греческого. Школьники не изучали ни истории, за исключением каких-то случайных эпизодов в рамках курса грамматики, ни точных наук, кроме самых начал естествознания, которые осваивали, изучая «авторов». Из музыки преподавалась лишь теория. И уж тем более отсутствовали предметы вроде обществознания, физкультуры или искусства.

Школьная латынь позволяла распространяться идеям и открывала общий доступ к культурным источникам, даже несмотря на то, что учащиеся не могли, вероятно, научиться читать по-латыни столь же искусно, как на родном французском, английском или немецком. Латынь была культурным катализатором, но точно так же и помехой для самовыражения и коммуникации.

В Труа не было университета, что неудивительно, поскольку в Северо-Западной Европе их было всего пять39 — в Париже, Орлеане, Анже, Оксфорде и Кембридже. Еще три находилось на юге Франции, одиннадцать в Италии и три в Испании. Самые первые из этих двадцати двух, Болонский и Парижский, были и самыми важными. Точные даты их основания затерялись в XII веке, но оба они стали истинными образцами для последующих, ибо в Греции и Риме университетов не было.

Видный ученик школы при соборе в Труа, желающий продолжить свое образование, мог отправиться в Париж, расположенный всего лишь в ста шестидесяти километрах. Если он решался на этот шаг, то присоединялся к двум-трем тысячам молодых людей Латинского квартала, каждое утро выбиравшимся из своих жилищ, чтобы в толпе соучеников, в одинаковых облачениях и с одинаково выбритой головой, поспешить по направлению к Соломенной улице (названной так, поскольку пол, на котором сидели студенты, был устлан соломой). В полдень студентам обычно был положен перерыв на обед, после которого во второй половине дня они снова встречались на очередной лекции или диспуте. С наступлением вечера они могли продолжать штудировать книги, или переписывать тексты при свече, или (раз уж все виды спорта, включая шахматы, были для них под запретом) приступить к азартным играм, выпивке и блуду. Несмотря на то что ученики поступали в университет в возрасте четырнадцати-пятнадцати лет, их частная жизнь почти никак не контролировалась. Университет даже не имел собственных зданий40, занятия же проводились прямо в домах учителей. Студенческие квартиры, комнаты, где шли занятия, и бордели тесно соседствовали друг с другом, и порой диспутирующие учителя с учениками занимали второй этаж, тогда как сводники и проститутки — первый.

Излюбленным развлечением университетских студентов была борьба — друг с другом, с местными городскими юношами и охраной провоста. И некоторые из устраивавшихся ими беспорядков даже вошли в историю, поскольку к 1250 году Парижский университет уже представлял собой учреждение внушительного авторитета. Демократическая аномалия в сердце феодальной монархии, он обладал заметным влиянием и престижем, а также исключительными привилегиями. И хотя свободы были дарованы ему королем Франции, университет был международным, и некоторые из его самых известных ученых происходили из Италии, Германии и Англии. Здесь обучался будущий папа Иннокентий III, а в 1250 году — Фома Аквинский.

Перейти на страницу:

Все книги серии Города и люди

Похожие книги

100 знаменитых памятников архитектуры
100 знаменитых памятников архитектуры

У каждого выдающегося памятника архитектуры своя судьба, неотделимая от судеб всего человечества.Речь идет не столько о стилях и течениях, сколько об эпохах, диктовавших тот или иной способ мышления. Египетские пирамиды, древнегреческие святилища, византийские храмы, рыцарские замки, соборы Новгорода, Киева, Москвы, Милана, Флоренции, дворцы Пекина, Версаля, Гранады, Парижа… Все это – наследие разума и таланта целых поколений зодчих, стремившихся выразить в камне наивысшую красоту.В этом смысле архитектура является отражением творчества целых народов и той степени их развития, которое именуется цивилизацией. Начиная с древнейших времен люди стремились создать на обитаемой ими территории такие сооружения, которые отвечали бы своему высшему назначению, будь то крепость, замок или храм.В эту книгу вошли рассказы о ста знаменитых памятниках архитектуры – от глубокой древности до наших дней. Разумеется, таких памятников намного больше, и все же, надо полагать, в этом издании описываются наиболее значительные из них.

Елена Константиновна Васильева , Юрий Сергеевич Пернатьев

История / Образование и наука
Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука