Жизнь в стеклянном доме

Глеб подумал, что с этой девочкой ему повезло, и он сделает так, чтобы их отношения были долговечными, а значит, в первые встречи он будет ее приручать, дарить подарки, гулять, но обязательно держать за руку и прикасаться, чтобы чувствовать и понимать, что скоро она будет в его власти, и никто, никто не сможет ее забрать.

Глава 24 Музейные истории

Угорск, наше время

— Ты дома? Я зайду на пять минут, я Мусе купила набор со станком для плетения браслетов!

Наташа рассмеялась. Подруга не умела заходить на пять минут.

— Вот набор для фенечек, со станком разберетесь, сразу заказываю Мусенку для себя браслет, а если ей понравится и дело пойдет, организуем выставку в музее!

Угорский городской музей, где уже много лет работала Светлана, носил гордое имя «Музейно-выставочного центра» и был очагом работы с ветеранами, школьниками, местными художниками. В музее активно формировался видеоархив воспоминаний жителей города, при музее работали местные умельцы, в городских газетах сообщалось, что в фондах собрано более двадцати тысяч экспонатов. Конечно, далеко маленькому провинциальному «музейчику» до своих старших собратьев, но каждая территория находит в своей истории что-то отличное от других и бережно это хранит. Конечно, Света предпочла бы лучше проводить экскурсии, например, в лиссабонском национальном музее карет, музее бабочек в Санкт-Петербурге или японском музее камикадзе, но судьба подсунула ей билет в угорский музей. По сути, не музей, а Дом культуры с выставками народных умельцев. Но она была не из тех людей, что опускали руки, да и где еще найти работу в маленьком провинциальном городке?

Светлана уже собралась уходить, но, спохватившись, полезла в сумку.

— Забыла тебе в прошлый раз историю рассказать. При строительстве нового дома в ковше экскаватора обнаружили металлическую коробку, а в ней — уникальную находку: старую тетрадь, чудом уцелевшую, строители притащили ее к нам в музей. Это потрепанный дневник зэка, который работал на строительстве завода. На том самом месте давным-давно стояли бараки.

— Ты же знаешь, — тут в Светке «включился» экскурсовод, — всегда считалось, что закрытые территории по сталинскому указу строили заключенные, под завесой полной секретности. Власть в городе на период строительства принадлежала военным, создавался город, как закрытый «почтовый ящик», коих в нашей стране было и осталось немало. Бытовало мнение, что у зэков абсолютно однозначное представление о работе, мол, дураков работа любит, и что эта категория народа всецело лишена патриотического чувства. Этот дневник, напротив, писал патриот. Что-то вроде: «Вы будете жить при коммунизме, ваш город будет украшением Сибири. Вспоминайте тех, кто строил это прекрасное будущее».

— Здорово. — Наташа любила музейные находки. — Из этой истории можно сделать классный сюжет.

— Там еще фотография красивой девушки. Зайдешь, сделаю копии, но дневник читается плохо, многие страницы истлели. Гонорар пополам. Кстати, завтра открывается новая выставка, приходите, я буду ждать, заодно и место приглядите, где можно фенечками торговать, — шутливо добавила она и умчалась, стуча каблучками. У Светланы на истории был потрясающий нюх, и не только потому, что работала она в музее экскурсоводом, но и потому, что у нее была какая-то особая, природная обонятельная система.

Звонила мама.

— У нас все цветет! — радовалась она. — Мы хорошо пережили зиму. Как Маруся, что нового у вас?

— У нас холодно, Муся уже спит, — Наташа решила пока ничего не говорить родителям про несостоявшуюся семейную жизнь.

— Ты что такая невеселая?

— Я вышла в тираж погашения, мама.

— Ничего не поняла. Куда ты пошла?

— Мамочка! У меня все нормально, просто я очень занята, перезвоню. — И дала отбой.

Маруся спала неспокойно, Наташа несколько раз подходила к ее кровати. Она потом тоже долго не могла уснуть, ворочалась, вздыхала. Все, что произошло в последние дни, было соткано из удивительных разногласий и невероятных обстоятельств. Было ощущение, что ее интервью с Пестеревым стало стартом, началом загадочной цепочки. Она пыталась вспомнить что-то необычное из его речи, но не смогла.

— Кто и почему мог отравить Пестерева? Вряд ли это мог сделать Ударников. Он и его дядя, конечно, хитрейшие интриганы, лицемеры, но чтобы отравить человека, этого недостаточно, — размышляла она.

Наташе вдруг вспомнилась приторно-сладкая и липучая Надежда Кауровна, потом бледное лицо Пестерева, и она провалилась в тревожный и зыбкий сон.

Утром Маруся начала чихать, и речи ни о какой музейной выставке быть не могло. Они остались дома и быстро разобрались с приспособлением по изготовлению фенечек.

На открытие выставки в местный музей Надежда Кауровна решила обязательно пойти. Выставка «Палитра самоцветов» на поверку оказалась обычной коммерческой продажей. Но ее так расхвалили в музее, да еще директор музея лично приглашала депутатку, как тут не уважить городской музей? Честно признаться, любила Кауровна эти отдельные приглашения, персональные звонки и просьбы: