Жизнь в стеклянном доме

— Без вас мероприятие не будет иметь такой значимости!

Депутатка наряжалась в допотопные костюмы, почему-то полагая, что именно в устаревших классических костюмах стройно смотрится ее грузное тело, а она выглядит воплощением элегантности. Еще Кауровна любила шляпки — маленькие и большие, с полями и без, всевозможных размеров и фасонов. Никто и никогда не говорил ей, что шляпа ей не к лицу, особенно надетая так, как любила она, нахлобученная на макушку. Просто не находилось таких смельчаков сказать ей правду, да и незачем. У Надежды Кауровны была особенная смелость носить шляпы всегда и везде, не только по особым случаям.

Все отмечали ее удивительный фокус: в любой, даже самой неотразимой, шляпке она выглядела неестественно и нелепо. Надежда покупала шляпы не задумываясь, и целые стены в ее квартире были завешаны этим шляпным богатством — красные, черные, голубые, белые, наконец. Шляпы, по ее представлению, ассоциировались с богатством, властью, элитарностью и удачей. То, к чему она так стремилась.

Директор музея просто бросилась Надежде навстречу.

— Ждали вас, так ждали, Надежда Кауровна!

Это было особенно приятно.

— Не очень люблю самоцветы, — покачивая шляпкой, пропела Надежда Кауровна. — Но раз вы пригласили…

Что может быть нового на этой выставке, она не представляла. Депутатка внимательно слушала, что рассказывала экскурсовод.

— Самоцветы символизируют благополучие и достаток владельца. Еще в древности люди заметили необыкновенные и удивительные свойства природных камней. Они наделяли природные минералы способностью влиять на судьбу человека. Считалось, что камни олицетворяют сердце, солнце и луну, свет и жар.

Все удивительное и необычное Надежда любила. Правда, никакой обещанной природной энергии камня на выставке она не почувствовала — только прохладу от прикосновения. Она раскошелилась себе на маленький подарок — кулон из нежно-сиреневого чароита. По словам продавца, если его положить на проблемную часть тела, он «вытягивает» на себя напряжение. Это ей понравилось.

Другой камень, амулет из агата, оберегающий от происков врагов, ей подарила директриса музея.

— От амулета не откажусь, — игриво сказала Надежда.

Кауровна была готова поверить в силу любого амулета, лишь бы он, пусть чуть-чуть, но охранял ее от болезней и бед, притягивал удачу. Удача ей была сейчас очень нужна.

— Слишком много проблем сплелось в один клубок, — рассуждала Кауровна.

Еще она очень переживала за мэра, который, конечно, нуждался в ее защите.

— Неадекватные депутаты копали под него яму, да сами в нее и попадут, — уверяла она прежде всего себя.

Экскурсовод Светлана, конечно, видела депутатскую шляпку Надежды Кауровны и не то чтобы наблюдала за ней, а не спускала с этой вуальки глаз.

— Светлана Валентиновна, дорогая моя, здравствуйте! — Депутатка старательно изображала светскую даму. — Сколько лет, сколько зим! Чаем не угостите?

— Пойдемте в «Русскую избу», Надежда Кауровна. Там и почаевничаем.

Светлана Валентиновна прошла вперед, плавно покачивая бедрами и демонстрируя руки с маникюром, который удивлял окружающих. Конечно, до американской дамы Крис Уолтон, что попала в Книгу рекордов Гиннесса из-за самых длинных ногтей — три с половиной метра на левой руке и три метра на правой — Светлане было очень далеко. Она и не собиралась отращивать ногти восемнадцать лет, как делала это заморская ногтепобедительница, но ее красивые руки с длинными ноготками обращали на себя внимание мужской половины человечества, которая активно интересовалась, удобно ли с такими ногтями нажимать кнопку лифта.

Зал «Русская изба» создали специально для школьников. Здесь была собрана настоящая обстановка русской избы: в центре возвышалась печь, стояли дубовый стол и деревянная кровать. Украшением избы был красный угол с настоящими иконами и лампадой. В лампаду наливали вазелиновое масло, и она зажигалась по главным церковным праздникам — пламя держалось на маленьком, коротком кончике фитиля и часто мигало. Отмечать церковные праздники среди сотрудников музея было модно.

Особую гордость музея составлял сундук, добытый в близлежащем селе, деревянная детская люлька и мялка для конопли. На столе красовалось еще одно музейное достояние — домотканая скатерть, богато украшенная по узорчатым краям гладьевым валиком.

«Русская изба» не пустовала — сотрудникам музея разрешалось принимать в ней важных посетителей, распивать с ними чаи, вести беседы — это тоже было частью ответственной музейной работы.

— Как замечательно вы сделали старинное жилое помещение! — закинула комплимент Надежда Кауровна, подумывая о том, как бы ей быстрее подобраться к теме происшествия на сессии и узнать, что будет делать эта журналистка Петрова, а иначе зачем ей этот занюханный музей с его дурацкой каменной выставкой? Кауровна начала рассуждать о политике, входила то в образ Валерии Новодворской, громко вскидывая руки, то складывала губки «гузкой», как Маргарет Тэтчер. Так потихоньку, обходя коварные рифы, она и вызывала реакцию собеседницы.