Жизнь в стеклянном доме

Бывшие однокурсники все-таки помогли Саше, и одно из его стихотворений, про Первомай и усиление революционной борьбы за свои права, опубликовали в журнале «Советская Кубань».

Другие Сашины стихи Редактор резко критиковал.

— В них нет смысла, мысли расплывчаты. Диссонанс, сплошной диссонанс!

В редакционных коридорах коллеги долго делали вид, что не слышат его высказываний в защиту маршала Жукова, и только удивлялись:

— Ну, ты даешь, старик!

Они совсем не предполагали, что он будет рубить сук, на котором газета неплохо устроилась. Когда Саша, отчаявшись дождаться публикаций в своих российских изданиях, отправил стихи и поэму с кричащим названием «О главном» не куда-нибудь, а в американское издательство, и ее опубликовали, в коридорах шептались:

— Самоубийца! Ладно, сам спалился, еще и газету не пожалел…

Перепуганный Редактор уволил его задним числом и сообщил куда следует. Скандала избежать не удалось, а журнал «Советская Кубань» закрыли с формулировкой «За предоставление литературной трибуны недальновидным писателям, произведения которых чужды идеям и принципам советской литературы».

Ночью в дверь громко постучали.

— Это за мной, любимая. Моя поэма опубликована в Америке.

— Саша, ты сошел с ума! — Она понимала его, он не смог бы жить иначе.

— Прости! — Он поцеловал ее в губы, резко, больно и пошел открывать дверь. Больше они не виделись.

О том, что дальше был суд и статья пятьдесят восемь-десять — «Пропаганда или агитация, содержащие призыв к свержению, подрыву или ослаблению Советской власти или к совершению отдельных контрреволюционных преступлений» — и десять лет лишения свободы, она и Редактор узнали значительно позднее.

Журналиста Александра Пестерева начисто вымарали из истории газеты, коллективного организатора победы социализма. Из своей жизни она вычеркнуть его не смогла и не успела сказать, что ждет ребенка.

Уже лет пять спустя ее официально пригласили в одну организацию, приехали на работу на машине в библиотеку и привезли в просторный кабинет. Она слышала язвительный шепот за спиной:

— Что за странные читатели к нашей тихоне?

Сухопарый офицер разговаривал с ней коротко и властно.

— Вы писали в ЦК КПСС обращение по поводу Пестерева Александра Петровича. Ознакомьтесь с ответом и распишитесь.

Буквы запрыгали у нее перед глазами, накладываясь одна на другую, но сквозь неровные линии она увидела главное:

«Александр Петрович Пестерев погиб при производстве строительных работ на закрытом объекте номер девять».

Она расписалась, не глядя, потому что давно понимала это и чувствовала сердцем.

— Саши нет в живых, давно нет. Он бы обязательно нас нашел.

Ее тоже почти нет в живых, осталась только оболочка, которая ходит на работу, ест, пьет, спит, но не живет, и только Танечка, их дочка Танечка, память о нем, а теперь вот и внук Сережа держат ее на этой земле.

— Как странно устроена жизнь, — сказала бабуля Сергею. — Ты получаешь направление в сибирский город, который строил и где нашел последний приют твой дед. Мы жили здесь и не знали, что он тоже ходил по этой земле. Странные и необъяснимые повороты. Он был здесь, он умер здесь. — И она заплакала.

Потом они читали его дневник и снова долго сидели молча. В ее памяти время отбрасывало, отматывало годы, она не забыла ни один прожитый с ним день. Ей не надо было домысливать события, включать воображение, вспоминая прошлое. Оно было таким ярким, что спустя годы не стерлись, не забылись черты его лица, его слова, его стихи, посвященные единственной и любимой. Все это возвращалось к ней сквозь легкую, едва заметную тень, где живут души ушедших, их невозможно увидеть и услышать, только почувствовать.

— Я обязательно о нем напишу. У него удивительные стихи, — сказала Наташа.

— Конечно, конечно, — согласилась бабушка. — Ваши дети должны знать, каким талантливым и настоящим человеком был их прадед. Это история нашей семьи.

Глава 40 Последние дни сентября

Угорск, наше время

Сентябрьский день набирал обороты, громко шелестел листвой, кидал ее охапками под ноги, потом рвал на части и кружил в медленном вальсе. В золотых рамах деревьев застыла покорная трава, опутанная тонким кружевом паутины, и казалось, что солнце тоже попало в плен, застыв на небосклоне. В этот день в аэропорту Натка и Сергей провожали Штернов.

— Не унывай, журналистка! Вон у тебя теперь какой защитник!

Красивая Дора загадочно улыбалась и не выпускала из своей руки руку дочери. Штерны совсем недавно были у них в гостях, вместе читали дневник Александра Петровича Пестерева. Вся эта история для Саши Штерна была как гром среди ясного неба. Доктор Штерн был Сашиным отцом.

— Такое только в кино бывает! — недоверчиво говорил он и уже позвонил братьям в Хайфу.

— Я сделаю копию дневника для братьев. Мы ничего не знали об отце. Он строил наш город-объект номер девять, мы здесь жили… Да, блокбастеры отдыхают. Мама тоже не знала, его забрали за участие в заговоре. Ты мне теперь, Петрова, практически родственница.