ЖИЗНЬ в стиле С

До тридцати лет Андрей честно тянул офицерскую лямку на Северном флоте, не помышляя о переменах. Романы он писал в свободное от ратных трудов время и профессиональном литераторстве не помышляя, пока однажды в канун Нового года не сломал ногу и не загремел в госпиталь. Делить двухместную палату пришлось с Игорем Бондаревым. Московский военкор, спец по пафосным очеркам о мужестве моряков, многодневных героических вахтах в северных и прочих широтах, собирая материал, переусердствовал в общении с персонажами. В результате заснул на улице пьяный, после чего залечивал в хирургии последствия обморожения.

Рощину Бондарев не обрадовался. Мало того, что мужик молчит как сыч, так еще день-деньской строчит какую-то чушь. Графоманов, особенно в погонах, Бондарев ненавидел. Когда-то он редактировал мемуары одного генерала и с тех пор любого военного, оседлавшего Пегаса, считал сволочью. Пишущего, а писал Рощин и тогда, и теперь, быстро, легко, словно под диктовку, столичный репортер воспринял как личное оскорбление. Для него процесс сочинительства давно превратился в привычную и скучную обязанность. Наблюдать азарт и вдохновение, с которым переводит бумагу никому не ведомый морячок, было сущей пыткой. Особенно досаждало Бондарева то, что Рощин ни разу не попросил почитать и оценить свое дерьмовые творения.

— Что ты там ваяешь? — не выдержал как-то Игорь.

— Да так…мелочи… — не поднимая глаз, буркнул Андрей.

Бондарев ругнулся про себя, вот нахал. И в следующий раз потребовал:

— Хватит скромничать. Давай свой шедевр, поглядим, что ты за фрукт.

Прочитав страниц пятьдесят, Игорь закрыл глаза и притворился спящим. Ситуация требовала осмысления. Блондинистый старший лейтенант с красивой фамилией Рощин создал шедевр. Остросюжетное повествование отличали стиль, слог, крепкая фабула, яркие характеры героев и умение обращаться с историей. Последнее обстоятельство и заставило Бондарева задуматься. То, что делал Рощин, вполне можно было выдать за патриотизм, который во времена развенчивания иллюзий и падения авторитетов превратился в редкий и дорогой товар. Книга могла стать бестселлером. И принести деньги. Бондарев даже прикинул, у кого и сколько он запросил бы за роман. За свой роман.

Обмануть Рощина труда не стоило.

— Неплохая вещица. Я бы взялся похлопотать за нее в издательстве, — сказал Бондарев. — Когда ты закончишь?

— Через месяц не раньше.

Игорь выписывался через неделю. Торчать в промозглой глухомани даже из-за хорошего романа не хотелось. Не хотелось, и возвращаться домой с пустыми руками.

— У тебя есть что-нибудь готовое? — спросил с безразличным видом.

— Есть десяток романов, — последовал ответ.

— Сколько?

— Если точно — дюжина.

Бондарев ахнул. Двенадцать сильных романов — не шутка.

— Ладно, возьму все. Буду твоим литературным агентом, — он старался говорить снисходительным тоном, чтобы Рощин, не дай Бог, не заметил волнения.

— Нет, — покачал головой Андрей. — Все романы не дам. А с одним можно попробовать.

Ночь перед отъездом Бондарев провел без сна. Он прочитал еще две рукописи и теперь страдал, делая выбор. Украсть можно было одну книгу. Максимум две. Все присвоить было невозможно. Потому предстояло определиться: стать ли самому «автором» новоявленного бестселлера или заняться продвижением плодовитого и талантливого морячка.

Окончательное решение Бондарев принял в Москве, потолковав с бывшим однокашником, ныне литературным редактором одного из крупных книжных издательств.

— Сильная вещь, — сказал он, прочитав рукопись Рощина. — Очень сильная. На миллионные тиражи тянет. Я бы посоветовал своему руководству подписать с автором контракт на все будущие романы. А тебе — эксклюзивный договор на право представлять авторские интересы. Большие деньги можно срубить.

С таким договором Бондарев и вернулся на север.

— Я буду представлять твои интересы, — заявил Рощину. — За 30 %.

Не представляя, о каких суммах идет речь, на всякий случай, Андрей затеял торг. На 15 % ударили по рукам, расстались, занялись каждым своим делом. Рощин служил, заканчивал очередной роман, дожидался ответа на рапорт об увольнении. Бондарев на деньги издательства создавал общественный резонанс, публикуя в газетах и журналах статейки о самородке-моряке-писателе. В свое время на книжных полках появилась первая книга, затем вторая, третья, очень скоро остросюжетные фантазии на исторические темы стали приносить автору, его литературному агенту и и издательству приличные деньги.

— Ты ведь меня обобрать хотел, правда? — спросил Рощин, когда они обмывали первый гонорар.

— Хотел. Но передумал, — раскололся Игорь.

— Почему?

— Совесть одолела.

— Врешь, гад. Жадность тебя одолела, а не совесть. Ты меня теперь в корову дойную превратишь и будешь доить.

— Зато ты, как сыр в масле будешь кататься. Все заботы и тревоги я беру на себя.