ЖИЗНЬ в стиле С

— Давай, отберем! Ну, давай! Подскочим сзади, толкнем, схватим и деру! Ему нас ни в жизнь ни догнать. Ну, давай, не дрейфь

— Нет, — Иван был непреклонен. Оружие — вещь, конечно, нужная, в сыскном геройском деле крайне необходимая, но без приказа Надежда Антоновна он на Орлова нападать не будет. И Витьку не даст. — Нет, и еще раз нет.

Премия в пять рублей компенсировала моральные издержки от принятого решения. И расставила приоритеты. Сегодня информация — дороже денег, понял Иван и раз вил мысль дальше: кто владеет информацией, тот владеет миром и может позволить себе многое. Например, ввалиться в лучшую в городе кондитерскую и небрежным тоном потребовать у нарядной барышни-продавщицы по коробке «Кетти Босс». Модная карамель — реклама висит на каждом столбе — совсем невкусная. Но идти по улице с яркой жестянкой в руках, ловить на себе удивленные взгляды прохожих: как так простые мальчишки с дорогими конфетами! — удовольствие необыкновенное. Сравнимое, разве с часовым катанием на карусели.

ЖИЗНЬ

Потолок был ровным, белоснежным и напоминал припушенный снегом каток. И почему-то ассоциировался с покоем. Тревога обитала в углу. Там нервными сполохами дрожали вечерние тени, повторяя суматошные движения яблоневых веток. Ветер гулял за окном, обрывал листву. Занавеска то и дело вздувалась парусом. Как мой живот, тоскливо думала Таня.

— Я не обязана соответствовать их высокому стандарту. Я не навязываюсь. Я не … — бормотала она, вытирая слезы. Раздражение накатывало злой волной и разливалось печалью и унынием. Соответствовать хотелось. Чертовски хотелось уронить в спесивое лицо Андреевой сестрицы: я — честная, достойная, я — не манипулирую Андреем, он — лучшее что есть в моей жизни. Я его хочу, я его люб…

Додумать до конца мысль и слово Таня не решилась. Признать очевидное сейчас — значило стать несчастной, отвергнутой, брошенной.

Неприятие Рощина обрекало ребенка на гибель. Представить, что, возможно, единственный шанс Андрея стать отцом, кровавыми потоками изольется в никуда, вызывал дрожь омерзения. Но «я не могу рожать ненужного ему ребенка», — зрело ясное понимание. — Хватит того, что Маша и Никита не нужны родному отцу».

Порыв ветра взметнул кружевную занавеску. Стремительно взлетев, она опала. Так и я, взлетела в поднебесье и плюхнулась в лужу, дура безмозглая, жалела себя Таня.

— Он никогда не поверит мне.

Никогда — от слова веяло могильным холодом. Таня зябко повела плечами, хоронить иллюзии доводилось ей не единожды. Ее невинно убиенных фантазий, погибших во цвете лет грез и скоропостижно скончавшихся мечтаний хватило бы на целое кладбище. Что поделать, идеалы — создания нежные и схватки с реальностью не выдерживают. Сейчас, примеряя саван для очередной покойницы, Таня сокрушалась лишь об одном. Ей не удалось сохранить беспристрастность, она открылась Андрею, потянулась душой и телом, за что и расплачивалась теперь.

— Он никогда не поверит мне.

Никогда — походило на крест на могиле, не рожденной любви, на аборт, который предстояло сделать.

«Выделяя человека, подумай, справишься ли ты с собою, когда этот человек ответит тебе взаимностью», — сказал кто-то из великих. Равновесие чувств требовало равновесия доверий. Без доверия чувства теряли смысл. И погибали.

— Как глупо все получилось… — вздохнула горько Таня. И вздрогнула от пронзительного крика:

— Таня! — Распахнулась дверь. Андрей Петрович с сердитой физиономией изволили поинтересоваться: — Вы здесь? Отлично.

— Я здесь. Почему это вас удивляет?

«Вы» возникло случайно, но четко обозначило возникшее отчуждение.

— Валя, сказала: вы собрались уходить!

— К сожалению, не могу позволить себе такую роскошь. Во-первых: я получаю хорошую зарплату и дорожу местом. Во- вторых: не хочу оказаться под одной крышей с бывшим мужем. Так что, пока вы будете платить, я не уйду.

Рощин побледнел от гнева.

— Правильно ли я понял? Пока я плачу, вы в моем распоряжении? И за большую сумму можете оказывать больше услуг?!

— Любой каприз за ваши деньги. Если, конечно, сойдемся в цене.

Андрей криво ухмыльнулся:

— За сколько вы ляжете со мной в постель?

— Смотря, как часто вы будете желать этого.

— У вас почасовая такса? Сколько? Назовите цену!

— Шлюхи на Окружной берут с клиента от полтинника до сотни. Я не хуже их.

Андрей достал из бумажника зеленую банкноту, процедил сквозь зубы:

— Тогда раздевайся!

Таня остолбенела. Такой наглости она не ожидала.

— Хорошо, но деньги вперед! — Она рванула через голову футболку, расстегнула юбку, бросила на пол белье.

Звонким шлепком Рощин припечатал ассигнацию к столу и медленно, не отводя взгляда от розовой нежной наготы, рванул на себе рубашку.

— Иди ко мне! — приказал хрипло. и сделал шаг к Тане.