Жизнь в свете смерти. Об искусстве быть живым

Можно достичь состояния «незнания», если внимательно посмотреть на «знающего» человека или, по крайней мере, на того, кто считает себя таковым, и попытаться понять, как он приобрел свои знания. Источником знаний прежде всего являются семья, родственники. Часто семейное воспитание оказывается очень сильным и влияет на восприятие мира в целом. Далее, определенные знания дает принадлежность к той или иной этнической группе. Есть знание, которое мы получаем благодаря принадлежности к определенному социальному слою, к определенному окружению. Есть знание, зависящее от страны, в которой мы живем: мы с детства усваиваем принятые в ней обычаи, традиции и кодекс поведения.

Далее, есть знание, которое мы получаем из книг и занятий, из уст учителей, знание той или иной дисциплины. И есть, разумеется, «мудрость улицы», знания, которые дает нам повседневная жизнь. Живя в Бруклине, я много раз слышал заявления типа: «Я университетов не кончал, но прошел хорошую школу жизни и знаю то, чего нет в книжках». Вероятно, вы тоже встречали выпускников этой «школы».

Я уверен, что вы, как и я, понимаете ограниченность таких знаний. Вспомните, как в детстве друг приглашал вас к себе в гости и у него дома вы открывали для себя целый новый мир. И если друг был другой национальности или принадлежал к другому социальному кругу, то мир, в котором он жил, казался вам особенно непривычным. А если он был родом из другой страны, то это вообще была полная экзотика.

Как–то вечером ко мне на занятие в Кембридж пришли двое проповедников–мормонов. Вам, наверное, доводилось встречать подобных людей. Их легко узнать по белым рубашкам, узким галстукам и темным костюмам. Когда я закончил выступление, они засыпали меня вопросами. Они раскритиковали мои взгляды и философию буддизма вообще, поскольку буддисты не верят в Бога и не признают Иисуса Христа. Буддизм, по их мнению, — просто азиатское мировоззрение, лишенное всякой духовности.

Отвечать на их вопросы не имело смысла. Они просто пытались обратить моих учеников в свою веру. Тогда я решил подойти к ситуации по–другому: попытался доказать им, что любая религия или система знаний по–своему всегда ограниченна, несмотря на все претензии на универсальность. «Послушайте, — сказал я, — я понимаю, что ваша религия правильная, а моя неправильная. Но вы родились мормонами в штате Юта, а я — еврей из Бруклина. Как вы думаете, если бы нас с рождения поменяли местами, мы бы продолжали отстаивать прежние взгляды?»

Мормонский проповедник ответил, что Бог дал ему счастье родиться в Юте. Но я надеюсь, что мои ученики поняли, что я хотел сказать.

Всякое знание ограниченно. Но я имею в виду не провинциальную ограниченность. Как бы оно ни было обширно, знание все равно основано на опыте. Оно смотрит на вещи взглядом вчерашнего дня. Мышление, опережая события, пытается истолковать то, что происходит, на основе нашего прошлого опыта, а потом возвращается в исходное состояние. Поэтому мы даже не замечаем, что о чем–то подумали. Нам кажется, мы знаем, что с нами происходит. Но при этом можем заблуждаться.

Вот почему «незнающий» ум дает нам новую степень свободы. Практика сознательного отношения помогает понять, как мысль выходит из своего укрытия и истолковывает происходящее. Мы учимся различать мысль и действительную реальность. Мы даем мыслям возможность возникнуть и уйти, не цепляясь за них. Мы начинаем понимать, что с нами происходит в действительности. Чем больше мы не знаем, тем больше мы понимаем.

Таково преимущество «незнающего ума». Неизвестное подразумевает глубокую тишину, лучистую чистоту ума. Но, чтобы достичь его, необходимо расстаться с известным, шагнуть из известного в неизвестное. Боязнь неизвестного зачастую есть лишь нежелание расстаться с известным, потому что известное — это тот материал, из которого мы создаем себя. Оно нам знакомо и дает чувство безопасности, пусть даже и мнимое.

Независимо от того, в какой культурной среде вы выросли и к какой религии принадлежите, вам наверняка что–то рассказывали о смерти. Может быть, вам описывали ее как состояние небытия, отрицания всего сущего. И вы полагаете, что знаете, что такое смерть. Я не собираюсь опровергать одну теорию и заменять ее другой.

Но буддизм — всего лишь очередная система взглядов, еще один род знаний. Я не уверен, что какой–то одной системы знаний достаточно для того, чтобы понять, что такое смерть. Входя в царство смерти, мы оставляем позади любое знание. Мы покидаем все. Мы уже не буддисты, не христиане и не евреи. Мы больше не принадлежим ни семье, ни народу, ни стране. У нас больше нет имени. У нас нет ничего.

Следует признать, что, несмотря на все попытки развенчать смерть, в ней есть что–то глубоко таинственное и мистическое. Не так давно я потерял своих родителей и могу сказать, что одно дело наблюдать перемены, которые совершаются в человеке, когда он приближается к смерти, и совсем другое — сознавать, что человек умер, ушел навсегда.