Жизнь вечная

Он налег всей тяжестью своего обмякшего тела на покосившийся забор, так, что затрещали доски, и, уже не протестуя, не уклоняясь, принимал новые, разящие удары друга: — Не все проиграно… — втолковывал Феликс, как малому ребенку. — Война только началась, подпоручиков запаса никто еще не увольнял в запас. Запад будет воевать, у них нет иного выхода. Хитрили, заигрывали с Гитлером и доигрались. Так водили за нос союзников, что сами остались с носом. Одно несомненно, Франция будет драться всерьез, но за Францию, Англия — за Англию. А за твою Избицу, за мой Лапенник нам придется самим повоевать. Новость? Неужели какой-то аптекаришка должен именно тебя учить истории? — Буковскому вдруг сделалось очень холодно, словно его вытащили из проруби. Он с трудом оторвался от забора и одеревеневшими руками поднял пиджак. — Плохо себя чувствуешь? — встревожился Феликс. — Уже лучше… — солгал Ян и тут же умолк, так как хлопнуло распахнувшееся окно и в нем показался мужчина в черном свитере. — Что слышно? — вопрос был обращен к аптекарю, Яну он показался забавным. Что слышно? А что могло случиться в маленькой, уснувшей деревушке? За несколько минут до полуночи? — Пусто и тихо, как в раю, — спокойно ответил Феликс. Но именно в эту минуту на шоссе замигали тусклые фары автомобиля, едущего со стороны Замостья. Машина спускалась с горы, водитель, вероятно, заглушил мотор, так как свет струился в абсолютной тишине. — Закройте окно, — сказал Феликс тоном приказа. Свет фар лизнул крайние, стоящие возле самого леса хаты. И тут донесся рокот мотора, работавшего на малых оборотах. Залаяли деревенские собаки. Сперва во дворах, прилепившихся почти к обочине шоссе, а вскоре и весь Лапенник, от высоченного костела до приземистых хатенок на подмокшем лугу, огласился их разноголосым хором. — Собаки… — проворчал Буковский, не о собаках думая. — Видишь, даже деревенские шавки на нашей стороне… — подхватил Феликс и сильным рывком оттащил Яна в безопасное место. Прижавшись к холодной стене дома, они застыли в напряженном ожидании. Воинский грузовик ехал очень медленно, словно сидящие в нем солдаты хотели доказать всем, а может, в большей степени самим себе, что тот, кто выиграл, чувствует себя уверенно и, значит, не должен проявлять поспешность. — Скоты, разъезжают, как по собственному двору… — Буковский ударил кулаком по стене. — Будут еще бояться… — Аптекарь вытащил из кармана пачку сигарет, а затем принялся лихорадочно искать спички. — Черт побери, ведь были же они у меня, были. Скоро и в танке не посмеют сунуться ночью на шоссе. Черт бы побрал эти спички… — Только сейчас с момента их встречи Ян обратил внимание, что его друг хоть на минуту чисто по-житейски раздосадован. И вздохнул с облегчением, словно лишь сейчас уразумел слова, ранее им произнесенные. Умные и холодные. Леденящие и жгучие. Так он подумал. Наконец оба затянулись терпким дымом, а из окна опять высунулся мужчина в черном свитере. — По-моему, зять тебя ищет… — сказал Ян. — Зять? Какой там зять? — Феликс согнулся от внезапного приступа кашля, а когда приступ прошел, снова сунул в рот сигарету. — Для людей зять, а тебя не буду морочить. Этот зять на самом деле майор. Тоже из проигравших, тоже пережил шок, но ему было легче, он кадровый офицер. Будет ли ему легко завтра? Такой войны еще не было, и ничего нельзя предугадать. — Что там слышно? — спросил мужчина, свесившись через подоконник. — Приехали и уехали, можно ложиться спать… — ответил Феликс уже вполне спокойным голосом…