Жизнь вопреки

Моя работа в аппарате ЦК ВЛКСМ в должности первого заместителя отдела пропаганды была сравнительно недолгой – полтора года. Вообще я по натуре был человеком, предрасположенным к самостоятельности, и в этом случае ранг занимаемого мною поста был не столь важен. Главное было в другом – масштабе свободы собственных действий и личной ответственности за их результат.

Я, на правах первого заместителя отдела пропаганды, курировал работу всех молодёжных СМИ. Работая в Москве, я задавал себе вопрос: что дальше? Мне не хотелось, чтобы мою судьбу определяли другие люди, и тень некоего персонажа, который неминуемо окажется в партийных коридорах власти, вызывала у меня отторжение. А то, что это произойдёт непременно, я был уверен, другого выхода нет. «Надо спрыгнуть с этого конвейера», – сказал я себе. Надо думать – где, как и когда??? И вот тогда я обратил внимание на журнал «Сельская молодёжь». Он был никаким по тем временам: тираж 37 тысяч экземпляров – на фоне окружающих его миллионников «Смена», «Комсомольская правда», «Техника молодёжи» и полумиллион-ников «Молодой коммунист», «Молодая гвардия». Я всю жизнь всё создавал с нуля. «А почему нет?» – подумал я. Деревню я знаю так, как в моём окружении вряд ли кто-то знал её лучше. Рабочий класс и крестьянство – две главные политические опоры страны.

Это был как раз тот момент, когда мы искали нового руководителя журнала «Сельская молодёжь». Я побывал в редакции журнала и испытал состояние шока. Ничего нет: авторов раз, два и обчёлся, концепции оформления нет, концепции содержания журнала тоже нет. Да и самого видения, для чего и для кого журнал, тоже нет. На вопрос «почему такой низкий тираж?» ответ: «А что вы хотели? Это же деревня, а 90 % газет и журналов читают горожане».

«Н-да», – со вздохом я покинул редакцию, поняв очередную истину – на таких лошадях далеко не уедешь. А на следующее утро, приехав в ЦК ВЛКСМ, поднялся на 4 этаж к секретарю ЦК по пропаганде А. Камшалову и предложил свою кандидатуру на пост главного редактора журнала ЦК ВЛКСМ «Сельская молодёжь». Камшалов не стал вдаваться в частности «что и почему», сразу согласился. Меня это насторожило и даже обидело. Я работал не покладая рук, возникала масса новых идей, возможно, это и не нужно было Камшалову, но так или иначе я попросил его доложить Павлову о моей просьбе:

– Не волнуйся, доложу, – ответил Камшалов.

И я пошёл заниматься своими делами. Оказавшись в своей четырнадцатиметровой комнате, я сел за свой стол и включил телевизор. В здании ЦК ВЛКСМ было всего три телевизора: у первого секретаря ЦК ВЛКСМ Павлова, управляющего делами и у меня.

Назначая меня на должность первого заместителя, заведующего отделом пропаганды, и напутствуя, Павлов заметил:

– Так получилось, других мест нет. Поработаешь, вникнешь в суть дел, журналисты – народ нужный, но противный, а там посмотрим.

История с моим телевизором была специфичной, в духе Павлова. Когда я принял дела, а телевидение и радио тоже входили в круг моих обязанностей, я направился к управляющему делами – посвятить его в суть прошедших событий, речь шла о моём назначении. Сказал, что помимо всего я буду заниматься телевидением и поэтому прошу его приобрести и поставить у меня в кабинете телевизор. Управляющий делами, выслушав меня, рассмеялся:

– Может, тебе и самолет купить?

– Самолет не надо, – ответил я. – А телевизор поставьте, иначе я работать просто не смогу.

– Да что ты говоришь! А вот твои предшественники работали и ничего.

– О предшественниках сказать ничего не могу, но полагаю, поэтому они и ушли.

Спустя день управляющий оказался у Павлова и с возмущением доложил о моей просьбе. У заведующего отделом нет телевизора и у секретарей ЦК нет, а этому поставьте!.. Управляющий делами был человек хитрый, кстати, тоже из Ленинграда. Он считал, что настроил Павлова на возмущение, которое немедленно проявится в его реакции.

Управляющий делами стоял, ожидая этой реакции. Павлов оторвался от чтения «Комсомолки», поднял голову и спросил:

– Ну, чего стоишь? Иди и поставь, раз просит. Он пришёл в ЦК, чтобы делом заниматься.

Однако вернусь к постижению редакторского бытия.

Кабинет главного редактора был сверхуменьшенным по размерам. Часть комнаты отгородили для секретарши, остальное числили как кабинет главного. В других комнатах сидели как минимум по четыре человека. Слава богу, эта теснота длилась недолго, пока продолжался ремонт редакционного здания. Куда мы переехали – точно не помню, но, кажется, через полтора года.