Жизнь вопреки. Узники сферы

Только ему уже надоело работать. Надоело копать землю, надоело постоянно чувствовать усталость и боль во всем теле.

Проковырявшись еще немного, мальчик с тоской посмотрел вперед. До конца грядки осталось около восьми метров.

Можно было бы попытаться добить ряд до конца, но Володька уже десять дней боровшийся с картошкой, принял решение отступить. Конечно, лучше закончить сейчас, но он решил просто посидеть и передохнуть.

Сегодня ему еще нужно добить один ряд, так что силы еще понадобятся.

Подняв тяжелый кош, Володька, коротко перебирая ногами, поспешил в степку и там сбросил свое черное золото.

Подышал прохладным воздухом овощного хранилища и вышел с твердым намерением отдохнуть. Организм у него был молодой, двадцать минут и он будет как новенький.

Лето, словно пытаясь оставить о себе память, жарило землю вовсю. Короткие дожди едва орошали почву и приносили минутную свежесть, как снова солнце начинало немилосердно палить.

Отодвинув мокрую тряпку, накинутую на трехлитровую банку с молоком, Володька налил себе целую чашку и с удовольствием в один присест выпил. Чистая мокрая тряпица позволяла сохранить прохладу даже в самый знойный денек.

Постояв довольно прислушавшись, как холодная жидкость опускается вниз живота и, вернув все в исходное состояние, присел на старое продавленное водительское сиденье, каким-то образом оказавшееся на этом подворье и приволоченное сюда уже самим Володькой.

Он сразу влюбился в этот странного вида закуток. Раньше здесь стояла огромная бочка для сбора дождевой воды, но потом водосток переделали, и теперь она здесь не стекала. Бочка убралась, а на ее месте остался лишь кусок земли, заросшего густой травой.

Здесь, под сиренью, между домом и степкой он оборудовал себе место отдыха. Летом тут было замечательно. На это место солнце попадало только с самого утра, но в это время Володька впахивал, как вол на огороде, так что сюда он являлся, как правило, перед полуднем.

Единственное, что там стояло и выбивалось из местного антуража, это были оконные рамы из больших окон.

Дед с кем-то договорился и хотел поставить теплицу, стенами которой и являлись бы эти окна, но что-то у него не получилось и на этот год оконные рамы просто стояли, медленно чернея от попадающих на них осадков.

Володька и сам бы попытался что-то сделать, хоть маленькую теплицу чисто для пробы, но прекратил, когда услышал слова деда: — Только материал погубишь!

Рамы стояли в теньке, прислоненные к стене и поэтому в них можно было смотреться, как в зеркале. Изображение не очень четкое, но то, что нужно увидеть, Володька видел.

В отражении был мальчишка, который уже стал превращаться в юношу. Высокий для своего возраста, особенно вытянувшийся за это лето.

Школьные брюки, бывшие впору к окончанию этого учебного года, стали удивительно малы. И концы штанин доходили едва ли до середины лодыжек, больше напоминая бриджи. Выглядело это немного смешно, но мальчишка не переживал. Это одежда для огорода.

Майки не было и мышцы на загорелом до черноты теле больше напоминали перекрученный жгут. На голове была неровная стрижка выгоревших на солнце волос.

От тяжелой физической работы руки были длинные, как у обезьян с далекого Птура.

Лицо тоже ничем не примечательное. Продолговатое, с высоким лбом, низко посаженными глазами, острым носом и узкими губами. Не красавец, но и не урод.

В последнее время часто находясь вот так без сил. Он разглядывал себя, сидел и думал. Кто же его настоящий отец. Как бы было интересно его узнать. Он представлял, что отец какой-нибудь маг и как только узнает, что у него есть сын, сразу обрадуется и откроет Володьке мир чего-то нового, неизведанного.

Такие мысли иногда проскакивали у него в голове. Особенно в такие моменты, когда физическая усталость перерастала в ментальную.

Это были сладкие грезы. Грезы того, что с ним такого никогда не случится. Недавно ему исполнилось одиннадцать лет, и он точно знал, что мечтаниями и надеждой на светлое будущее себе не поможешь.

Голод и нужда с самого детства, страх смерти, драки со сверстниками заставили смотреть правде в глаза и четко отдавать себе отчет в том, что для того, чтобы быть сытым, нужно работать или хитрить.

А лучше и то и другое.

Воровать тоже можно было, но это ему не нравилось. Если сначала воровство давалось ему легко, потому что Володька голодал, то постепенно каждым разом было все сложнее и сложнее украсть. Зачем брать на себя грех, если на своем пути ему встречались и хорошие люди, и они помогли кормиться честным путем.

И он знал, что если что-то хочешь, то плати. Даже собственной матери…

Как всегда, при воспоминании о «самом близком человеке» настроение у парня быстро портилось.

Екатерина Александровна Воронина, тридцати лет от роду к нынешнему своему времени была самой обыкновенной алкоголичкой, воровкой и шлюхой.