Жизнь взаймы

— Да. Почти целый год. После моего побега из лагеря и после войны. Хотел остаться здесь на пару дней, но прожил намного дольше. Мне это было крайне необходимо, потому что стало как бы курсом лечения, а моими целителями были безделье, солнце, вид ящериц на каменных оградах, я лечился тем, что мог часами смотреть на небо и на озеро, мне надо было очень много забыть, пока мои глаза уже не могли смотреть в одну точку и начали замечать, что природа вообще не обратила никакого внимания на двадцать лет человеческого безумия. На здоровье!

Лилиан пила легкое итальянское вино. — Мне кажется или здесь действительно удивительно готовят? — спросила она.

— Вам не кажется. Готовят удивительно вкусно. Хозяин мог бы работать шеф-поваром в любом крупном отеле.

— Тогда почему же до сих пор там не работает?

— Уже успел поработать, но родная деревня ему милей.

Лилиан подняла глаза на Клерфэ. — Он хотел вернуться сюда и никогда не хотел отсюда уехать?

— Он уезжал, но вернулся.

Лилиан поставила свой бокал на стол. — Я счастлива, Клерфэ, — сказала она. — Но должна признаться, я понятия не имею, что означает это слово.

— Я тоже не знаю.

— Вы никогда не были счастливы?

— Почему же, часто.

Она взглянула на него.

— Но каждый раз — это было по-другому, — добавил он.

— А когда вы испытали самое большое счастье?

— Не знаю. Счастье всегда разное.

— И всё-таки — самое большое, когда это было?

— Когда я оставался один, — ответил Клерфэ.

Лилиан рассмеялась. — А куда мы дальше пойдем? Может быть, тут есть другие волшебники-хозяева ресторанчиков и гостиниц?

— Таких здесь много. Тут по ночам, в полнолуние, даже из озера выплывает сказочный стеклянный ресторан. А хозяйничает там сын Нептуна. Там можно отведать старые римские вина. Но сейчас мы пойдем в бар и выпьем вина, которого в Париже уже не достать.

Они поехали обратно в Аскону. Клерфэ припарковал машину у гостиницы. Они прошли по рыночной площади и спустились в погребок с небольшим баром.

— Мне уже хватит пить, — заявила Лилиан. — Я уже пьяна от одних мимоз. Тут всё просто купается в них. А что это там за острова на озере?

— Поговаривают, что во времена древнего Рима там стоял храм Венеры, а сейчас кто-то открыл там ресторан. В полнолуние по ночам там иногда бродят древние боги. И тогда утром хозяин ресторана находит после этого много пустых бутылок: вино из них выпито, а пробки — целые. Иногда сам Пан изволит дремать на острове, чтобы протрезветь, и просыпается только к полудню. Тогда можно услышать звуки его флейты, а по радио на всех частотах слышны только одни громкие помехи.

— Какое вкусное вино! Что это?

— Старое шампанское из здешних погребов, тут его умеют хранить. К счастью, древние боги о нём ещё не прослышали, иначе бы давно выпила. Они ничего не знают об этом шампанском, потому что его придумали только в средневековье.

Они возвращались в гостиницу. На одной из стен Лилиан заметила распятие. Напротив была видна дверь в ресторан. Избавитель безмолвно взирал в окна освещенного заведения, откуда раздавался шум и громкий смех. Лилиан почувствовала, что должна была что-то сказать по этому поводу, но слов не было. Всё это как-то укладывалось в общую картину.

Она стояла у окна своего номера. За окном — озеро, непроглядность ночи, порывы ветра. Весна шумела в вершинах платанов на рыночной площади и гнала по небу облака. Вошел Клерфэ. Он обнял её. Она обернулась и посмотрела ему в глаза. Он поцеловал её.

— А ты не боишься? — спросила она.

— Боюсь чего?

— Что я больная.

— Я боюсь другого — когда у меня во время гонок на скорости в двести километров может лопнуть переднее колесо, — ответил он.

Лилиан глубоко вздохнула. «Мы очень похожи, — подумала она. — У нас у обоих нет будущего! Для него оно кончается очередными гонками, а для меня — очередным кровотечением». Она усмехнулась.

— Есть одна история, — начал Клерфэ. — Однажды в Париже, ещё во времена гильотин, ведут на казнь одного человека. На улице холодно, да и путь неблизкий. Стража остановилась по дороге выпить вина. Когда они уже порядочно глотнули, протянули бутылку и осужденному. Тот берет бутылку, смотрит на неё и говорит: «Надеюсь, ни у кого из нас нет никакой заразы!» и после это выпил. Через полчаса его голова скатилась в корзину. Эту историю мне рассказала моя бабушка, когда мне лет десять было. Она обычно выпивала по бутылке кальвадоса в день. Все пророчили ей скорую смерть. А она живёхонька до сих пор, а этих пророков уже давным-давно нет. Я прихватил в баре бутылочку того старого шампанского. Говорят, что весной оно пенится сильней, чем в другое время, потому что продолжает чувствовать силу жизни. Я оставлю её вам.

Он поставил бутылку на подоконник, но тут же убрал её.

— Нельзя, чтобы на вино падал лунный свет. Он убивает букет. Это тоже — бабушка.

Он направился к двери.

— Клерфэ, — прошептала Лилиан.

Он обернулся.

— Я не для того уехала из санатория, чтобы оставаться тут одной, — сказала она.

Глава 8