Читаем Жизнь взаймы, или У неба любимчиков нет полностью

– И то правда, – согласился Клерфэ, убирая руку. – Все время забываю. Почему-то кажется, будто ты за эти три месяца лет на пять стала старше, до того ты изменилась. На пять лет красивее. И на все десять неотразимей.


Сначала они играли в больших залах. Потом, когда те мало-помалу опустели, перешли в камерные, где лимиты выше. И тут Клерфэ начало везти. Сначала он играл в «тридцать и сорок», потом перешел к столу с рулеткой, где игра шла по самым высоким ставкам.

– Стой у меня за спиной, – попросил он Лилиан. – Ты приносишь счастье.

Клерфэ ставил на двенадцать, двадцать два и на девятку. И постепенно проигрывал, пока фишек у него не осталось только на одну максимальную ставку. Он поставил на «красное», и выпало «красное». Отложив половину выигрыша, он остальное снова поставил на «красное». «Красное» выиграло снова. Теперь он ставил на красное только максимум. Красное выпало еще дважды. Фишки громоздились перед Клерфэ уже горой. Остальные игроки в зале начали на него оглядываться. Пустых мест за столом вдруг не осталось. Лилиан завидела и Фиолу, тот тоже шел к их столу. Он улыбнулся ей и поставил на «черное». Выпало снова «красное». В следующей игре бокс на «черное» был уже облеплен максимальными ставками со всех сторон, а вокруг их стола игроки толпились в три ряда. Против Клерфэ ставили почти все. И только костлявая старуха в вечернем синем платье поставила вместе с ним на «красное».

В зале стало тихо. Лишь постукивал, подпрыгивая, шарик. Старуха оглушительно чихнула. И опять вышло «красное». Фиола знаками призывал Клерфэ прекратить игру – такая серия не может продолжаться бесконечно. Клерфэ только упрямо головой тряхнул и оставил на «красном» максимум.

– Il est fou21, – сказал кто-то у Лилиан за спиной.

В последнюю секунду и старая карга, уже заграбастав свой выигрыш, стремглав подвинула все на «красное». В мертвой тишине слышно было только ее сиплое дыхание, но и оно вдруг прервалось: старуха боролась с новым позывом чихнуть. Ее иссохшая желтая рука когтила зеленое сукно стола. Рядом с рукой замерла небольшой зеленая черепаха – старухин талисман.

«Красное» выиграло снова. Старуха чихнула еще громче прежнего – как граната разорвалась.

– Formidable!22 – донесся до Лилиан чей-то женский голос. – Кто это?

На номера уже почти никто не ставил. Слух о невероятной серии разнесся повсюду. Столбцы самых дорогих фишек громоздились на «черном» бастионами. «Красное» выпало уже семь раз подряд, когда-то же должно это кончиться! Клерфэ, теперь единственный, снова остался на «красном». Старуха от волнения в последнюю секунду вместо фишек сунула на «красное» черепаху. Она не успела заметить свою промашку – по залу прокатился ропот изумления: опять «красное»!

– Мадам, удвоить вам черепаху мы, увы, не можем, – ровным голосом произнес крупье, подвигая обратно к старухе многомудрое, невозмутимое пресмыкающееся, древнее, как сама вселенная.

– А как же мой выигрыш?! – прокаркала старуха.

– Извините, мадам, вы не сделали и даже не объявили ставку.

– Но вы же видели, я хотела поставить! Этого достаточно!

– Вы должны либо сделать, либо объявить ставку до скатывания шарика.

Старуха злобно озиралась.

– Faites vos jeux23 – равнодушно объявил крупье.

Клерфэ снова выбрал «красное». Старуха в сердцах поставила на «черное». Как и все остальные. Фиола поставил на «шестерку» и «черное». Но и на сей раз выпало «красное». Только теперь Клерфэ забрал свой выигрыш. Придвинув сколько-то фишек для крупье, он встал.

– Ты и вправду принесла мне удачу, – сказал Клерфэ и приостановился, следя за вращением шарика. Выпало «черное». – Вот видишь, – усмехнулся он. – Иногда шестое чувство срабатывет.

Она только улыбнулась в ответ. «Еще бы оно у тебя в любви срабатывало», – подумалось ей.

К ним спешил Фиола.

– Поздравляю! Главное в жизни – вовремя остановиться! Вам так не кажется? – обратился он к Лилиан.

– Не знаю. Как-то случая не было.

Он рассмеялся:

– Вот уж не думаю. Сицилию вы покинули внезапно, вскружив головы многим. В Риме, едва появившись, молниеносно исчезли. Да и в Венеции, по моим сведениям, вас было не сыскать.

Они прошли в бар – такую удачу надо отметить.

– По-моему, я выиграл достаточно, теперь нам на ремонт должно хватить, – сказал Клерфэ Лилиан.

– А если завтра ты все снова проиграешь?

– Тебе этого хочется?

– Конечно, нет.

– Я не буду больше играть, – твердо заявил он. – Мы все сбережем. Я тебе еще плавательный бассейн в саду оборудую.

– Зачем он мне? Ты же знаешь, я не плаваю.

Он искоса на нее глянул.

– Знаю. Устала?

– Нет.

Перейти на страницу:

Все книги серии Возвращение с Западного фронта

Похожие книги

Один в Берлине (Каждый умирает в одиночку)
Один в Берлине (Каждый умирает в одиночку)

Ханс Фаллада (псевдоним Рудольфа Дитцена, 1893–1947) входит в когорту европейских классиков ХХ века. Его романы представляют собой точный диагноз состояния немецкого общества на разных исторических этапах.…1940-й год. Германские войска триумфально входят в Париж. Простые немцы ликуют в унисон с верхушкой Рейха, предвкушая скорый разгром Англии и установление германского мирового господства. В такой атмосфере бросить вызов режиму может или герой, или безумец. Или тот, кому нечего терять. Получив похоронку на единственного сына, столяр Отто Квангель объявляет нацизму войну. Вместе с женой Анной они пишут и распространяют открытки с призывами сопротивляться. Но соотечественники не прислушиваются к голосу правды — липкий страх парализует их волю и разлагает души.Историю Квангелей Фаллада не выдумал: открытки сохранились в архивах гестапо. Книга была написана по горячим следам, в 1947 году, и увидела свет уже после смерти автора. Несмотря на то, что текст подвергся существенной цензурной правке, роман имел оглушительный успех: он был переведен на множество языков, лег в основу четырех экранизаций и большого числа театральных постановок в разных странах. Более чем полвека спустя вышло второе издание романа — очищенное от конъюнктурной правки. «Один в Берлине» — новый перевод этой полной, восстановленной авторской версии.

Ганс Фаллада , Ханс Фаллада

Проза / Зарубежная классическая проза / Классическая проза ХX века / Проза прочее
Плексус
Плексус

Генри Миллер – виднейший представитель экспериментального направления в американской прозе XX века, дерзкий новатор, чьи лучшие произведения долгое время находились под запретом на его родине, мастер исповедально-автобиографического жанра. Скандальную славу принесла ему «Парижская трилогия» – «Тропик Рака», «Черная весна», «Тропик Козерога»; эти книги шли к широкому читателю десятилетиями, преодолевая судебные запреты и цензурные рогатки. Следующим по масштабности сочинением Миллера явилась трилогия «Распятие розы» («Роза распятия»), начатая романом «Сексус» и продолженная «Плексусом». Да, прежде эти книги шокировали, но теперь, когда скандал давно утих, осталась сила слова, сила подлинного чувства, сила прозрения, сила огромного таланта. В романе Миллер рассказывает о своих путешествиях по Америке, о том, как, оставив работу в телеграфной компании, пытался обратиться к творчеству; он размышляет об искусстве, анализирует Достоевского, Шпенглера и других выдающихся мыслителей…

Генри Валентайн Миллер , Генри Миллер

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века
Лавка чудес
Лавка чудес

«Когда все дружным хором говорят «да», я говорю – «нет». Таким уж уродился», – писал о себе Жоржи Амаду и вряд ли кривил душой. Кто лжет, тот не может быть свободным, а именно этим качеством – собственной свободой – бразильский эпикуреец дорожил больше всего. У него было множество титулов и званий, но самое главное звучало так: «литературный Пеле». И это в Бразилии высшая награда.Жоржи Амаду написал около 30 романов, которые были переведены на 50 языков. По его книгам поставлено более 30 фильмов, и даже популярные во всем мире бразильские сериалы начинались тоже с его героев.«Лавкой чудес» назвал Амаду один из самых значительных своих романов, «лавкой чудес» была и вся его жизнь. Роман написан в жанре магического реализма, и появился он раньше самого известного произведения в этом жанре – «Сто лет одиночества» Габриэля Гарсиа Маркеса.

Жоржи Амаду

Классическая проза ХX века