– Вижу он любит стращать тебя, – рассмеялся Петерс, – но кто посмеет всерьёз покуситься на отца Управителя. Он ждёт, что ты сам сдашься, или совершишь непоправимую ошибку. Однако ты у нас молодец! Мы поначалу и не надеялись. Ты оказался много сильней и разумней, чем нам представлялось.
И опять передо мной всплыла задача с неразрешимыми вопросами: Кто «мы»? Кто «вы»? И кто «они»? Какие невероятные силы борются между собой?! Какова наша роль в этой борьбе? Кто такой Петерс на самом деле?! Он стоял рядом, такой простой, открытый и доброжелательный, что мне на мгновение стало страшно. Я пересилил себя и пытливо взглянул ему прямо в глаза. «Не торопись! – улыбнулся он. – Каждая дверь открывается в своё время! Хватит с тебя на сегодня стрессов! Пошли, успокоим остальных, пока наш переговорщик спит!»
Мне стало невероятно стыдно своего эгоизма. Как же я не подумал о людях?! Если я, уже постигший несколько практик, и сам участвующий в подобном эффекте, правда несопоставимо меньшей силы, пришёл в шок от увиденного, то что должны были почувствовать они?! В пещере, на удивление, царило весёлое оживление. Большинство обсуждало внезапно налетевший вихрь, так удачно образовавшийся провал в почве, и вовремя сломавшийся баллон, давший протечку газа. Присутствовавшие сенсы молча улыбались.
А в дальнем уголке, Иля и близняшки, что-то шептали трясущемуся, не в силах остановить льющиеся слёзы, Михе, поглаживая его по плечам. «Я тоже был в шоке», – сказал я, подходя, и протягивая ему руку для пожатия. «Арс! Арс! Ты видел! Видел! – воскликнул парень, обняв меня и немного успокаиваясь. – Я подумал, что схожу с ума!»
– Мы все здесь немного сумасшедшие! – похлопал его по плечу, неслышно подошедший, Петерс. – Управление добавочными силами, то что в народе называют волшебством, как и любой другой талант, является отклонением от нормы среднестатистической мозговой деятельности человека. Плюс немного практики и опыта, и вот уже сходишь с ума не только ты сам, но и все, кто может видеть, что ты вытворяешь, – рассмеялся он.
«Каков психолог! – мысленно восхитился я. – И ведь не придерёшься… Смог ли бы я довериться ему так безоговорочно теперь, по прошествии стольких нелёгких, полных новыми знаниями, лет?!» Мои размышления прервал Петерс, для которого мои мысли всё ещё были слишком громкими:
– Хватит заниматься самокопанием, пошли, Валенсо вот-вот проснётся.
– А почему я не слышу твоих мыслей?!
– Я не думаю, а делаю, – пожал плечами Петерс. – Мои мысли не предшествуют моим поступкам, а сливаются с ними.
Перемирие
– Неприятная штука! – сказал Валенсо, вскочив на ноги. – Запах-то какой противный и въедливый, провонял, как овечья шерсть. Помыться то хоть дадите?
– А как же! – засмеялся Петерс. – Сейчас дождик закажем да парочку молний, чтоб и побрили уж заодно.
– Ладно, ладно, – примиряюще поднял руку Валенсо, – я пошутил. Слушай, научи этого неофита правильно мыслить, а то, пока я спал, он мне дырку в голове своими вопросами прокрутил.
– Так может ответишь ему, хотя бы на один из них?
– Кто бы мне ответил… – как-то невесело засмеялся Валенсо.
– Тогда переходим к практической части! – предложил Петерс. – Вы оставляете Арса, его семью, и всё его поселение, в покое, не нападаете ни сами на них, ни через посредников и перестаёте распространять о них какие бы то ни было слухи.
– Очень своевременно! – согласился Валенсо. – Мы получаем назад свой танк, машины обоза, бежавших от нас людей и, кроме того, никто не вмешивается в наши отношения с фермерами и не мешает взимать с них дань.
– Арс, что скажешь?! – в глазах Петерса запрыгали весёлые искорки.
– Технику мы реквизировали, как орудие грабежа, – как можно вежливее произнёс я, – люди сами вправе решать, где и как им жить, а с фермерами вы вполне можете наладить торговые отношения, сэкономив на оружие и на разбойниках.
– Не слишком ли ты самонадеян?! – сверкнул молниями глаз Валенсо.
– Не более, чем ты! – твёрдо ответил я, сам обалдев от собственной наглости.
– Ну вот и договорились! – рассмеялся Петерс. – Итак, никто ничего никому не возвращает и никто ни на кого более не нападает. С фермерами идёт торговля по договору.
– Мы не можем приказать разбойникам прекратить грабежи, – попытался отстоять хоть одну позицию Валенсо.
– И я должен в это поверить?! – едко спросил Петерс и покачал головой. – Даже не думайте!
Перемирие было настолько неожиданным, что поначалу принесло больше растерянности, чем радости. И хотя мы осознавали его хрупкость, исчезновение непосредственной необходимости прятаться, защищаться и отбиваться оставило нам массу свободного времени, от которого мы уже порядком отвыкли. Впрочем, достаточно скоро оно заполнилось детским плачем, сюсюканьем, первыми улыбками, первыми неуверенными шажками и, милым, почти не переводимым, лепетом.
Янат