Жизнь за Родину. Вокруг Владимира Маяковского. В двух томах

В письме от 15 июля 1925 года ей поручается передать американские путевые заметки и стихотворения в «Огонёк», «Известия», «Прожектор». Лучшее — «Открытие Америки» — направить в редакцию «ЛЕФ» с припиской: «с „Лефа“, разумеется, денег не надо брать» (Маяковский В. В. Т. 13. С. 78–79).

Лили Юрьевна пытается выступать как соавтор Маяковского в некоторых его драматургических и кинематографических опытах. Вместе с ним она играет одну из заглавных ролей в киноленте «Заколдованная фильмой»[170], снятой в 1918 году Никандром Туркиным на студии «Нептун», пробует себя в качестве сорежиссёра фильмов «Евреи на земле» в соавторстве с А. М. Роомом и «Стеклянный глаз» с В. Л. Жемчужным, вполне успешно работает переводчиком, создаёт довольно приличные по качеству скульптурные портреты и т. д.

И именно она заставила краснеть Максима Горького, когда потребовала от него предоставить доказательства наличия у Маяковского «дурной болезни». Этот слух старательно распускал лучший детский писатель СССР Корней Чуковский, утверждая, что жертвой «заболевания» Маяковского когда-то стала Соня Шамардина. На самом деле семнадцатилетнюю подругу футуристов, художницу Софью поэт банально отбил у именитого провокатора. Игорь Северянин писал о ней Владимиру Маяковскому:

И, наконец, ты помнишь Сонку,
Почти мою, совсем твою,
Такую шалую девчонку,
Такую нежную змею?..

Алексей Максимович, который по какой-то собственной причине настойчиво поддерживал эти гнусные инсинуации, во время разговора с Лили Юрьевной долго рылся в ящиках своего рабочего стола, но необходимых «документов» так и не нашёл.

Аркадий Ваксберг в уже упоминавшейся книге «Лилия Брик. Жизнь и судьба» написал по этому скорбному поводу: «Что побудило Чуковского ровно четыре года спустя — ни с того ни с сего — трансформировать исповедь в сплетню, сославшись на рассказ неведомого врача, и отправиться с ней к Горькому, уже ставшему в то время влиятельной фигурой при захвативших власть большевиках? Держать язык за зубами Горький никогда не умел: прежде всего он поспешил обрадовать пикантной новостью наркома просвещения Луначарского. Потом с его же лёгкой руки сплетня пошла гулять по всему Петрограду. Дошла и до Лили, в доме которой он так любил чаёвничать и предаваться картёжной игре. Лиля всегда была человеком не рефлексий, а действий. Она тотчас отправилась к Горькому, прихватив с собой как свидетеля Виктора Шкловского, и потребовала объяснений».

Лили Брик в золотом платье. На голове — косынка из ткани, изготовленной по рисунку Любови Поповой.

Фото А. Родченко. 1924 г. ГММ

Горький «стучал пальцами по столу, — вспоминал впоследствии В. Шкловский, — говорил: „Не знаю, не знаю, мне сказал очень серьёзный товарищ. Я вам узнаю его адрес“. Л. Брик смотрела на Горького, яростно улыбаясь». [1. 45]

Значительно позднее в Переделкино от Брик достанется и Борису Пастернаку «за картошку»…

Правда, значение родной сестры Ольги в жизни Маяковского не менее велико и, возможно, при других обстоятельствах могло было быть ещё значительнее. Ольга Владимировна — женщина талантливая и не менее активная — почему-то уступила своё место рядом с гением Брик.

Е. Лавинская вспоминала: «Лиля Юрьевна в тот период их (Маяковских) никогда не ругала, а говорила: „Они очень милые, но такие неинтересные, и разговаривать с ними абсолютно не о чем“». [1. 64]

Фаина Раневская — давняя знакомая Лили — оставила по этому поводу дневниковую запись: «Вчера была Лиля Брик, принесла „Избранное“ Маяковского и его любительскую фотографию. Говорила о своей любви к покойному… Брику. И сказала, что отказалась бы от всего, что было в её жизни, только бы не потерять Осю. Я спросила: „Отказались бы и от Маяковского?“ Она не задумываясь ответила: „Да, отказалась бы и от Маяковского, мне надо было быть только с Осей“. Бедный, она не очень-то любила его. Мне хотелось плакать от жалости к Маяковскому, и даже физически заболело сердце».

Примечательно ещё одно высказывание Л. Брик по поводу самоубийства Владимира Маяковского: «Хорошо, что он застрелился из большого пистолета. А то некрасиво бы получилось: такой поэт — и стреляется из маленького браунинга». Потом о нём же, как-то совсем уничижительно: «По улицам носился, задрав хвост — и лаял зря на кого попало, и страшно вилял хвостом, когда провинился…» или, к примеру, сравнивала его и Осипа: «Разве можно сравнивать его с Осей? Осин ум оценят будущие поколения. А Володя? Какая разница между ним и извозчиком? Один управляет лошадью, другой — рифмой». Как-то многовато цитат получилось…