Жизнь за Родину. Вокруг Владимира Маяковского. В двух томах

Мне известен случай самоубийства, мотивы которого тоже вполне почтенны: года три тому назад в Херсоне застрелился некто, оставив такое объяснение своего поступка: „Я — человек определённой среды и заражён всеми её особенностями. Заражение неизлечимо, и это вызвало у меня ненависть к моей среде. Работать? Пробовал, но не умею, воспитан так, чтоб сидеть на чужой шее, но не считаю удобным для себя. Революция открыла мне глаза на людей моего сословия. Оно, должно быть, изжилось и родит только бессильных уродов, как я. Вы знаете меня, поймёте, что я не каюсь, не проклинаю, я просто признал, что осуждён на смерть вполне справедливо, и выгоняю себя из жизни даже без горечи“. Это был человек действительно никчёмный, дегенеративный, хотя с зачатками многих талантов…» (М. Горький. Собрание сочинений в тридцати томах. Т. 25. М., 1953. С. 182–183)

Очевидно, что Максима Горького интересует прежде всего личное отношение самого И. В. Сталина к случившейся трагедии. Резолюция вождя на письме Лили Брик была пока что его единственным отчётливым высказыванием по этому поводу.

Добровольный уход Маяковского из жизни, как выяснилось позднее, совсем не означал для него прекращения борьбы с определённой частью литературного сообщества, в которой очень многие метили на неожиданно освободившееся место советского поэта № 1. Писательская бюрократия вообще планировала организовать его забвение, как в своё время это удалось сделать с Сергеем Есениным, получившим в итоге клеймо «кулацкого поэта». Не будь творчество Сергея Александровича так популярно среди политических арестантов, чекистов-заговорщиков, профессиональных уголовников и других тюремных обитателей, а их число в СССР начинало пугающе расти в геометрической прогрессии, кто знает: вспомнили ли бы сегодня добрым словом отчаянного певца «синего неба, цветной дуги…»

Возможно, по этим причинам Лили Брик решилась на довольно смелый, скорее даже отчаянный поступок. 21 января 1931 года, во время своего короткого приезда в Москву из Свердловска (Л. Брик вынуждена жить в далёкой от столицы провинции вместе с мужем, назначенным командующим 13-м стрелковым корпусом Приволжского военного округа), Лили Юрьевна решает написать письмо Генеральному секретарю ЦК ВКП(б) И. В. Сталину:

«Уважаемый тов. Сталин,

год тому назад, в день памяти Ленина, в Большом театре В. В. Маяковский читал последнюю часть поэмы „Ленин“, и Вы при этом присутствовали.

Сейчас мы готовим к печати тот том Академического издания Маяковского, в который входит эта поэма. Мы хотим отметить это выступление с политической и художественной стороны. Поэтому обращаемся к Вам с просьбой написать несколько слов о Вашем впечатлении. Том должен быть сдан в печать 1 февраля, поэтому очень просим не задержать ответом.

Л. Брик.

Л. Ю. Брик

Таганка, Гендриков пер., 15, кв. 5

Тел. 2–35–70»

(РГАСПИ. Ф. 558. Оп. И. Д. 850. Л. 32. Машинописный подлинник. Подпись-автограф. Архив А. Н. Яковлева).

Ответ на это обращение не был получен, и вообще было непонятно, читал ли его Иосиф Виссарионович. Поэтому теперь Лили Юрьевна надеялась передать свою жалобу Секретарю ЦК лично, воспользовавшись возможностями своего второго мужа — заместителя командующего ЛВО комкора В. М. Примакова.